Не раз «предвидели», какая экономия и какие улучшения получились бы, если бы можно было соединить в одну ассоциацию несколько сотен семейств жителей любого местечка. Этот результат всегда казался, однако, недостижимым. Двадцать, тридцать, самое большее – сорок человек могут объединиться в «земледельческое общество». А если мы захотим превысить это число? В таком случае мы столкнемся с трудностями, которые считаются непобедимыми. Для уничтожения или преодоления этих трудностей ассоциация должна была бы быть «привлекательной», т. е. каждый из ее членов должен был бы «вовлекаться в работу» одновременно как выгодой, так и удовольствием. В системе Фурье это достигается посредством прогрессивных разрядов, или разрядов страстей.

Страсти далеко не являются элементами смуты и социального беспорядка, как это долго говорили и думали; сами по себе страсти представляют нечто хорошее, здоровое и ведут к гармонии, если только могут «развиваться правильно» [1341] . Для этого именно и служат «разряды». Здесь являются на сцену математические и музыкальные соображения, определяющие число индивидуумов, из которых должна слагаться ассоциация, или фаланга, для того, чтобы в ней были представлены все страсти и все роды труда выполнены; это число: 810 различных мужских характеров и столько же женских, всего 1620 человек [1342] . Вот точная цифра членов фаланги. В фаланге должно быть столько разрядов, сколько различных видов труда. В разряде столько групп, сколько аналогичных занятий.

Таким образом, изучение земледельческой ассоциации приводит Фурье к изучению страстей, а изучение страстей – к установлению «страстного притяжения» [1343] как принципа всех вещей и мирового закона. Но законы страстного притяжения «совершенно подобны законам материального притяжения» [1344] . Существует, следовательно, «единство системы движения для материального и духовного мира». Отныне «волшебная книга природы» дешифрирована. Завеса, «считавшаяся непроницаемой», поднята. Становятся возможными новые, «достоверные» науки. Фурье мечтает дать человечеству «больше новых наук, чем нашли золотых россыпей при открытии Америки» [1345] . Он признает, однако, что для развития всех этих наук у него нет «необходимых знаний». Поэтому он ограничивается тем, что выбирает для себя лишь одну: «науку о социальном движении», оставляя все прочие «различного рода ученым, которые создадут из них великолепное сооружение» [1346] .

Нам нужно было отметить ход мыслей Фурье и показать, какими непрочными нитями его космология связана с теорией земледельческой ассоциации. Философия Фурье, который стоит на твердой почве экономической действительности, скрывает свою голову в облаках. Мистическая теодицея заканчивает или продолжает ее. Бог «хочет экономии и механики». Так как он управляет материальным миром посредством притяжения, «то в Его системе вместо единства была бы двойственность», если бы для социального мира Он пользовался другой пружиной [1347] . Это известный картезианский аргумент относительно простоты путей Божиих. По той же самой причине страсть может быть только хорошей и полезной, потому что «Бог допустил бы абсурд, если бы снабдил нашу душу бесполезными или вредными пружинами» [1348] . Таким образом, первой наукой, господствующей над всеми прочими, должна быть «наука о Боге», которая дает нам познание Его намерений [1349] .

Оптимизм Фурье не знает препятствий. На вопрос, почему это откровение намерений Божиих по отношению к социальному строю так запоздало, он отвечает: социальный строй мог явиться только благодаря цивилизации, которая, в свою очередь, является продолжением других фазисов социальной жизни. «Нужно было, по крайней мере, двадцать веков для того, чтобы промышленность, науки и искусства достигли той степени совершенства, которая необходима для осуществления планомерного строя» [1350] . Но если бы люди «предвидели» раньше будущую социальную гармонию, они почувствовали бы глубокое отвращение к своему настоящему существованию, и вместо того, чтобы работать для «двадцатого века», они отказались бы «быть слугами людей, которые родятся через две тысячи лет». Они задушили бы цивилизацию в самом ее зародыше. Поэтому Бог не дал им знать будущее; и если Он позволяет теперь Фурье открыть его, то потому, что нужно «не более двух лет» [1351] для введения социетарного строя в любом уголке мира. Равным образом только благодаря системе Фурье человек может убедиться в бессмертии души. Такова была воля Божия. Нежелательно было, чтобы вера в бессмертие, весьма слабая до сих пор, была крепче [1352] . Наиболее несчастные между цивилизованными людьми прибегли бы к помощи самоубийства, если бы они были уверены, что их ожидает другая жизнь, «которая для них не могла быть хуже здешней». А тогда промышленность погибла бы «вследствие смерти тех, кто несет ее бремя». И «земной шар всегда оставался бы в диком состоянии вследствие одного только убеждения в бессмертии» [1353] . Так как Богу было необходимо поддерживать несовершенные общества, как переходные к более совершенным, Он должен был оставить нас в сомнении относительно будущей жизни. Рассуждение, напоминающее, как видим, аргументацию янсенистов Deus absconditus.

Впрочем, это только очень общий и весьма неполный очерк метафизики Фурье, очерк, оставляющий в стороне все наиболее странное в ней. Фурье не только метафизик: его справедливо назвали «теософом» [1354] . Однако, оставляя в стороне эту часть его системы и обращаясь для нашей цели к взглядам Фурье на социальную организацию, мы не только отделяем то, что допускает отделение, но следуем в данном случае примеру его учеников и комментаторов, которые всегда оставляли в тени умозрения своего учителя относительно чисел, жизни миров и участи душ.

Фаланстер, или социальная организация, пригодная для устройства фаланги, представляет такой мир, где царствует счастье, справедливость и свобода. О счастье и справедливости говорилось и в тех социалистических утопиях, о которых шла речь выше; но у Фурье прибавлена еще свобода, абсолютная, безграничная, сопротяженная, если можно так выразиться, человеческой деятельности, «свобода без правил и наставлений», которые ограничивают ее в обычных концепциях.

Укажем сначала место, занимаемое счастьем. Фурье легко доказывает, что ассоциация, т. е. производство сообща, увеличит производительность труда в огромных размерах; отсюда общее возрастание материального благосостояния – обстоятельство для Фурье первостепенной важности. Но единое и непрерывное усилие двенадцати коренных страстей обеспечит и душевное счастье. Не будет ни «тяжелых лишений», ни «воображаемых наград», которые налагают или обещают религии и философские учения, выступающие против страсти. Человеческая природа получит постоянное и в некотором роде бесконечное удовлетворение всех своих влечений и инстинктов [1355] .