Оккупация? Она сама находит оправдание только в том, что собственность рассматривается как необходимый результат свободы. В таком случае что же делать тем, кто приходит позже? Не следует ли из этого, что «всякий раз, как рождается человек, одаренный свободой, всем остальным нужно потесниться?» [1403] Такая форма применения принципа равенства опять-таки равносильна осуждению частного присвоения.

Гражданский закон? На нем можно основать владение, но не собственность. Кроме того, само владение законно только потому, что оно гарантирует трудящемуся результаты его труда. Но разве этот благодетельный принцип приложим не ко всем трудящимся? И не должны ли все люди стоять за «равные средства труда» [1404] ? Таким образом, мы приходим к противоречию: равенство, признаваемое в принципе, отрицается в тех социальных выводах, которые делают защитники собственности.

Труд, наконец? Но, не говоря уже о других трудностях, связанных с этой теорией, мы и по этому пути опять-таки приходим к равенству. Почему рабочие не становятся владельцами? Почему всякий рабочий не становится благодаря своему труду собственником не только своего жалованья и своей заработной платы, но и «создаваемой им ценности», из которой в силу современной организации собственности его хозяин извлекает ныне свою прибыль [1405] ? Это серьезное замечание, так как если рабочий по праву является собственником фактически создаваемой им ценности, то исключительная собственность капиталиста и крупного землевладельца неизбежно исчезает. Здесь мы касаемся важного пункта. Подобно Пеккеру и Видалю, Прудон, в свою очередь, очень отчетливо, хотя и не столь полно, как они, проводит принцип коллективизма. Мы сейчас вернемся к этому, а пока будем иметь в виду критику собственности.

Направленная против собственности аргументация Прудона, с которой мы только что познакомились, оставляя в стороне вопрос о ее силе или слабости – а в некоторых частях своих она, нужно сознаться, очень слаба, – является лишь предварительной аргументацией. Он оставил за собой право установить впоследствии посредством аксиом и положений, что собственность невозможна, т. е. что она, по существу своему, представляет собою не что иное, как «противоречие, химеру, утопию» [1406] .

Собственность невозможна, потому что она хочет из ничего сделать нечто. Прудон имеет здесь в виду арендную плату: собственник, «который ничего не уступает из своего орудия производства, постоянно заставляет за него платить, постоянно его сохраняет» [1407] . – Собственность невозможна, потому что при господстве системы индивидуальной собственности производство «стоит дороже действительной ценности». – Собственник берет себе часть продуктов, которая не потребляется и нейдет в производство (я все время излагаю, а не разбираю), следовательно, становится бесполезной [1408] . – Собственность невозможна, так как по мере увеличения числа праздных собственников, производство уменьшается и сама собственность стремится исчезнуть. «Собственник становится беднее именно потому, что он хочет пользоваться собственностью; осуществляя свое право, он его теряет» [1409] . – Собственность невозможна, потому что она человекоубийственна. Чтобы увеличить свой доход, собственнику стоит только разделить свою собственность; вследствие этого рабочий для поддержки своего существования принужден работать более. «Ростовщически обобрав трудящегося, собственник медленно убивает его посредством истощения» [1410] . – Собственность невозможна, потому что благодаря ей «общество поглощает само себя». Чтобы производитель мог жить, ему необходимо приобретать продукты своего труда. Но в крупной промышленности конкуренция между рабочими понижает заработную плату до того, что они не могут покупать на свой заработок продуктов своего труда [1411] . Отсюда следует, что лишь одна часть общества потребляет и что рано или поздно непотребляющая часть общества должна бросить работу. Но «это гибельно как для рабочего, так и для собственника» [1412] . – Собственность невозможна, потому что она – мать тирании. Прудон не без убедительности доказывает, что так как нация является своего рода большой акционерной компанией, тот, кто владеет большим, должен иметь и больше голосов в собрании акционеров; иначе нация получит широкое право располагать состоянием этих привилегированных без их ведома. Таким образом, в стране с частной собственностью равенство избирательных прав оказывается нарушением собственности [1413] .

Собственность невозможна, потому что она имеет дело только с конечными величинами, тогда как присущая ей сила накопления «бесконечна». Не хватает, по крайней мере, одного ограничения, ограничения права собственника увеличивать свое состояние, ограничения права судьи «признавать и установлять пределы собственности», ограничения права государства вводить новые налоги и проч. [1414] – Собственность невозможна, потому что она беззащитна против самой себя и постоянно должна обращаться к силе [1415] . – Наконец, собственность невозможна, потому что она является отрицанием равенства; положение, в сущности, не новое, а просто резюмирующее все предыдущие [1416] .

Невозможность собственности или того, что Прудон называет этим именем, доказывает ее несправедливость – доказать одно значит, по его мнению, доказать другое. И он, по обыкновению, прибегает к силлогизму. «Что справедливо, то, несомненно, полезно; что полезно, то, несомненно, истинно; что истинно, то, несомненно, возможно» [1417] . Можно было бы много сказать по поводу этого рассуждения и, не соперничая с Прудоном в эристике, доказать, что, предполагая истинное несомненно возможным, нельзя считать ни полезное обязательно истинным, ни справедливое обязательно полезным. Впрочем, я останавливаюсь на этих положениях только для того, чтобы показать тесную связь логики и морали в рассуждениях Прудона. Он не довольствуется, однако, доказательством несправедливости собственности, посредством ее невозможности. К этому косвенному доказательству он присоединяет прямое изложение своего взгляда на понятие справедливости и ее социальные приложения. Но с этим принципом и его следствиями мы встретимся ниже.

Чем же заменить собственность, осужденную и с логической, и с моральной точек зрения? Коммунизмом? Нет. Уже в Первом мемуаре Прудон выдвигает против коммунизма возражения, которые он разовьет впоследствии с большей силой в Экономических противоречиях.

Коммунизм ведет к непоправимым несправедливостям; насилует свойственные человеку симпатии и антипатии; налагает железное ярмо на волю и подвергает совесть моральным пыткам; погружает общество в апатию; «свободную, деятельную, разумную и непокорную личность человека» он осуждает «блаженствовать среди притупляющего однообразия»; наконец, «он возмущает здравый смысл» [1418] . Он ссылается на историю, но и она говорит против него. Республика Платона «предполагает рабство»; республика Ликурга – илотов. Коммунизм, который первое время проповедывала Церковь, не мог удержаться. Иезуиты в Парагвае привели черных в самое бедственное состояние. Последователи Бабефа потерпели крушение, а сен-симонисты «прошли как в маскараде». Если что грозит обществу, так это серьезная опасность «еще раз потерпеть крушение от этого подводного камня» [1419] .

Более того, «систематический коммунизм, сознательное отрицание собственности создались под прямым влиянием предрассудка, на который опирается собственность» [1420] . Коммунизм провозглашает себя собственником имущества, лиц и желаний. Вот главный и любимый аргумент Прудона, к которому он снова возвратится в Противоречиях. Неопровержимо логично доказав, что коммунизм ведет к апофеозу государства, являющегося врагом индивидуума [1421] , а также и то, что он, по формуле, которую чрезвычайно охотно усвоили себе экономисты, является «религией нищеты» [1422] , Прудон без устали будет упрекать его и за то, что он представляет «карикатуру собственности» [1423] .