Роун потер воспаленные глаза, ожидая, когда служащий мотеля выпишет ему квитанцию. Настроение нисколько не улучшилось после ночи, которую он провел, ворочаясь с боку на бок, снова и снова перебирая в памяти события вчерашнего дня и задаваясь вопросом, действительно ли он был таким безрассудным, как ему теперь казалось. Когда же наконец он смог заснуть, то видел смутные, чередой сменявшие друг друга кошмарные сны, прерываемые эротическими видениями, в которых пряди длинных каштановых волос рассыпались по его обнаженному телу.

Горячей воды в душе хватило только на полминуты, после чего ее сменил ледяной поток, окончательно уничтоживший остатки его утреннего оптимизма. За все эти удовольствия надо было благодарить Викторию. Вчера в городке он нашел вполне приличную гостиницу с уютными номерами и прекрасным завтраком, но ей хотелось кабельного телевидения. И этот занюханный мотель оказался единственным в округе, где оно имелось.

Вспоминая об этом, он почувствовал себя виноватым за то, что злится на нее. У Виктории были свои правила, которым она следовала, и было несправедливо таить на нее обиду только потому, что ей был нужен погодный канал. Роун был уверен, что причина его скверного настроения в том, что она с позором отсылает его домой. Он даже боялся думать о том, как станет объяснять все это Амосу.

Но Викторию он винить не мог. Черт возьми, он даже не мог попытаться уговорить ее отменить решение, поскольку понимал, что она поступает абсолютно правильно, гоня его прочь.

Он был удивлен тем, что испытывает чувство сожаления и разочарования. Ведь несмотря ни на что, он получил от этой поездки то, что ожидал. Он увидел и испытал на себе действие торнадо и сделал, как надеялся, чертовски интересные фотографии. Настало время заняться чем-то другим.

Но он не представлял себе, что ему будет не хватать общества Виктории. Даже если он и пообещал, что не дотронется до нее, Роун все время наслаждался ее присутствием.

Когда через несколько минут он встретился с ней у фургона, она не проявила бурной радости, но уже не была такой замкнутой и сердитой, как вчера вечером. По крайней мере, она выглядела отдохнувшей.

— Ты проверяла данные сегодня утром? — спросил он. Она мрачно кивнула, укладывая свои вещи в машину.

— Хуже некуда. Ни малейшего намека на грозовую активность.

О черт! Он так надеялся, что большая гроза где-нибудь неподалеку отвлечет Викторию от затеи доставить его в Лаббок немедленно. Роун рассчитывал, что, став образцом послушания, он, быть может, смягчит ее сердце. Теперь эти надежды рушились.

— Ты хочешь вернуться в Лаббок? — неожиданно спросила она, словно опять прочитав его мысли. Она изумляла его этой своей способностью, о которой, возможно, сама не догадывалась.

Почувствовав сильнейшее искушение солгать и в какой-то степени сохранить свое достоинство, он почти произнес: «Конечно, делай, как тебе удобно», — словно ему это было безразлично. Но глядя на нее, вбирая в себя всю ее красоту — огромные карие глаза, нежные, словно лепесток цветка, щеки, разглядывая обтянутые плотной тканью джинсов стройные ноги, — он не мог отделаться беспечной фразой, не мог сказать, что хочет уехать от нее.

— Нет, — произнес он медленно, четко выговаривая слова. — Я не хочу возвращаться в Лаббок.

— Я подумала, что ты устал от погони за грозами. Иногда это довольно скучное занятие.

— А я подумал, что ты устала от меня, — возразил он с вымученной улыбкой.

— Ты действительно иногда раздражаешь меня, но я никогда от тебя не уставала. С тобой не соскучишься, Роун Каллен.

Неужели это правда? Неужели она и в самом деле намерена повременить с исполнением приговора?

— В таком случае я совершенно точно не хочу возвращаться в Лаббок.

— Хорошо. Но предупреждаю, не надейся на приятные развлечения. Сегодня утром я разговаривала с Амосом. Он считает, и я с ним согласна, что торнадо, если вообще возникнет, появится севернее от этого места — в Канзасе, Небраске, может, в Миссури. Ты когда-нибудь был в Небраске?

— Нет.

— Небраска — моя родина. Моя мать все еще живет на той ферме, где я выросла. Вот я и подумала, что мы могли бы заехать к ней, остановиться, вести оттуда наблюдение за погодой и быть готовыми выехать, если действительно появятся обнадеживающие признаки. В то же время мы устроимся удобно да еще сэкономим деньги на мотелях. Так что выбирай — Лаббок или дом моей матери. — Она захлопнула заднюю дверцу фургона, скрестила руки на груди и вызывающе посмотрела Роуну в глаза.

Что тут выбирать? Любой вариант устроил бы его больше, чем перспектива возвращения в Лаббок, но поездка на ферму в Небраске показалась ему на удивление привлекательной.

— Ты уверена, что твоя мать спокойно отнесется к появлению незнакомого мужчины в ее доме? — спросил он.

— Абсолютно уверена. Места в доме более чем достаточно, а моя мать — прекрасный повар. Она вечно жалуется, что ей некого кормить, кроме себя, разумеется, и говорит это вполне серьезно.

— Тогда, конечно же, поедем на ферму.