Рабочие, убиравшие наверху, открыли окно, и на сцену обрушился, поток солнечного света, в котором плясали сонмы пылинок.

— Что-нибудь не так? — совсем рядом раздался низкий звучный голос. Аллейн стоял у оркестровой ямы, опершись на перегородку.

— Нет… все в порядке, не беспокойтесь. Просто я вдруг вспомнил о своем первом визите в «Дельфин».

То ли потому, что напоминание было слишком неожиданным, то ли потому, что в последние дни Перегрин мало ел и почти не спал, но он внезапно ощутил страшную слабость. Аллейн и не предполагал, что и без того бледный молодой человек может побледнеть еще сильнее, однако именно это и случилось с Перегрином. Он опустился на сундук елизаветинских времен, сделанный Джереми, и провел рукой по губам. Когда он поднял голову, Аллейн стоял уже на сцене. «Точно на том месте, где была дыра», — подумал Перегрин.

— Знаете, — сказал он, — под вашими ногами находится небольшой каменный колодец, в нем есть дверь. Раньше он использовался как люк, из которого появлялся Арлекин или призрак отца Гамлета и прочие невероятные существа по одному и скопом. О боже.

— Посидите отдохните. Вы перенапряглись.

— Вы так думаете? Не знаю. Но вот что я вам скажу: все эти долгие годы после бомбежки колодец постепенно наполнялся грязной и вонючей водой, и однажды утром я чуть не утонул в нем.

Аллейн слушал рассказ Перегрина, а Перегрин слушал себя, и ему казалось, что его голос исходит откуда-то со стороны. Абсолютное спокойствие и отрешенность овладели им, и он ясно осознал, что за прошедшие год и три месяца в тайных глубинах его души сформировался зловещий образ мистера Кондукиса. Он пребывал в потемках подсознания, неузнанный и неназванный, но переутомление и страх, мучившие Перегрина, заставили его выйти на свет. Молодой человек испытывал огромное облегчение, рассказывая этому странному полицейскому о том, что случилось с ним в то утро. Он завершил свой рассказ, не упустив ни одной детали, а потом, чуть помолчав, добавил:

— И все это я должен был держать в секрете. Только Джереми Джонс знал, и вот я нарушил клятву, но мне наплевать. Теперь я чувствую себя лучше.

— Должен заметить, что и цвет лица у вас стал не таким зеленым. Вы, верно, совсем вымотались на этой постановке?

— Ну, так всегда бывает.

— Не надо было мне таскать вас по всем этим лестницам. Где переключатель железного занавеса? Сбоку? Да, вижу. Не двигайтесь, я сам. Конечно, профсоюз может на меня ополчиться, ну да ладно.

Железный занавес медленно опустился. Аллейн посмотрел на часы. Вот-вот должны были приехать из музея.

— Несомненно, ваше знакомство произошло при очень странных обстоятельствах, но если бы не оно, не было бы всего этого: театра, вашей пьесы и сегодняшней премьеры.

— И сегодняшней премьеры. О господи!

— А не пойти ли вам домой и соснуть часок-другой?

— Нет, спасибо. Я в полном порядке. Извините мое странное поведение, — сказал Перегрин, потирая лоб. — Ума не приложу, зачем я надоедал вам своими байками. Надеюсь, вы не выдадите меня мистеру Кондукису?

— Тайна сойдет со мной в могилу, — шутливым тоном пообещал Аллейн.

— Я уж не стану объяснять, какой он странный человек.

— Я встречался с мистером Кондукисом.

— Как вы думаете, он чокнутый? Или негодяй? Или просто могущественный богач?

— Я не смог классифицировать его.

— Когда я спросил его, где он нашел сокровища, он ответил: в море. Так и сказал: в море. Разве не странно?

— Не на яхте ли «Каллиопа» он тогда плыл?

— Яхта «Каллиопа»? Секундочку, что я о ней слышал? — Перегрин задумался. Он чувствовал себя совершенно отрешенным от окружающей обстановки, он расслабился, ему хотелось поболтать, но он не был уверен, что если встанет, то у него не закружится голова. — Яхта «Каллиопа», — повторил он.

— Это его собственная яхта, она потерпела кораблекрушение и разломилась надвое в тумане у мыса св. Винсента.

— Теперь я вспомнил. Неужели?..

На улице, у входа в театр, послышались голоса.

— Думаю, сокровища прибыли, — сказал Аллейн. — Вы останетесь здесь отдохнуть или пойдете со мной их встречать?

— Пойду с вами.

В нижнем фойе они увидели Эмили, Джереми Джонса и ассистента из музея. Ассистент держал в руках металлический ящик. Уинтер Морис прибежал сверху встретить их. Все поднялись в кабинет, ситуация вдруг обрела оттенок официальности и торжественности. Ассистента представили собравшимся. Он поставил металлический ящик на стол Перегрина, открыл замок, откинул крышку и отступил в сторону.