Я знал, что она говорит в шутку, вернее, пытается меня раззадорить. Вообще-то я почувствовал, что уставшая часть тела вновь набралась сил, и собрался уже доказать, что вовсе не старею, но тут в дверь постучали.

— Ну вот, утренний сюрприз, — сказал я. — Что-то уж слишком много гостей в последнее время навещает мою скромную келью.

— Кого там принесло? Ты ведь сейчас ни киама не должен.

Я схватил джинсы и торопливо влез в них.

— Значит, кто-то надеется попросить взаймы, — бросил я, направляясь к двери.

— У тебя-то? Да ты не одолжишь медный грош нищему, даже если тот пообещает открыть великую тайну сущего!

— У твоего сущего нет никаких тайн, ни великих, ни малых, — только ложь и ловкий обман. — Я посмотрел в глазок, и мое благодушное настроение сразу испарилось.

— Ах ты черт, — я вернулся к кровати и вполголоса обратился к подруге:

— Ясмин, дай сумочку.

— Зачем тебе? И кого ты там увидел? — Она протянула ее.

Я знал, что Ясмин всегда носит с собой парализатор, на всякий случай. Мне самому оружие казалось ненужным: я в одиночку, вооруженный лишь своим природным интеллектом, работал среди отборных головорезов в самом опасном квартале города, потому что считал себя особенным. Да, я был гордым, как горный козел, и глупым, как ишак. Понимаете, меня еще грели детские иллюзии, я жил в придуманном романтическом мире. Конечно, я вел себя не более эксцентрично, чем обычный, средний… буйнопомешанный. Итак, я вытащил парализатор и возвратился к входу.

Встревоженная Ясмин молча наблюдала за моими действиями.

Я открыл дверь и уткнул ствол прямо между глаз одной из Сестричек — Селимы.

— Как приятно снова тебя увидеть, — воскликнул я злорадно. — Входи, входи, мне не терпится расспросить тебя об одном дельце.

— Тебе не понадобится оружие, Марид, — сказала Селима.

Не обращая внимания на парализатор, она шагнула вперед, протиснулась мимо меня, растерянно посмотрела на Ясмин и обвела глазами комнату в безнадежной попытке найти место, чтобы сесть. Черная Вдова вела себя как потерянный ребенок, и выглядела ужасно расстроенной.

— Что, Сестричка, — произнес я безжалостно, — хочешь напоследок отколошматить кого-нибудь, пока тебя саму не располосовали, как Тами?

Селима обожгла меня взглядом, размахнулась и отвесила сильную пощечину. В принципе, я заслужил это.

— Садись на кровать, Ясмин немного подвинется. Насчет оружия — оно бы очень пригодилось, когда ты со своими подружками забежала ко мне позавчера утром и очень славно взбодрила. Или ты уже запамятовала, а?

— Марид, — протянула она, нервно облизывая багрово-красные губы, — мне очень жаль, что так получилось. Мы совершили ошибку.

— Ну понятно, значит, все в порядке, никаких обид?

Ясмин торопливо, прикрылась простыней. Она подобрала ноги и прижалась к стене, стараясь как можно дальше отодвинуться от незваной гостьи. Не считая неестественно большого бюста, фирменного отличия Сестер, остальные части тела Селимы практически не подверглись модификации. Она от природы намного привлекательней, чем большинство изменивших свой пол. Тамико превратила себя в нелепую карикатуру на скромную и сдержанную гейшу; Деви довела до гротеска образ уроженки Восточной Индии, включая даже кружочек на лбу, указывавший на касту, к которой она на самом деле не принадлежала, а в свободное время носила отделанное золотом яркое шелковое сари. В отличие от них, Селима прятала лицо под легким покрывалом, носила накидку с капюшоном, употребляла духи с нежным пряным ароматом и ее манеры соответствовали нормам поведения мусульманской женщины-горожанки из среднего класса. По-моему, она действительно была религиозным человеком; правда, не могу представить, как Селима умудрялась совмещать воровство и частые акты насилия с заповедями ислама, переданными нам посланцем Аллаха, да будет с ним мир и молитвы каждого! Как видно, я не единственный занимающийся самообманом идиот в Будайине…

— Пожалуйста, Марид, позволь мне объяснить. — Никогда не видел Селиму, или ее Сестер, в подобном, близком к полной панике, состоянии. — Ты знаешь, что Никки ушла от Тами?

Я кивнул.

— Думаю, она сделала это не по своей воле. Ее заставили.

— У меня другие сведения. Никки написала мне письмо. Там говорилось об одном германском бизнесмене, о том, какой замечательной жизнью она теперь с ним заживет, и что на сей раз она надежно подцепила крупную рыбку и собирается выжать немца досуха.

— Мы все получили одинаковые послания, Марид. Но неужели оно не показалось тебе странным? Возможно, ты не знаешь почерк Никки так, как я, не обратил внимания на необычный выбор слов. В тексте везде рассыпаны намеки, которые убедили нас, что она пыталась сообщить что-то между строк.

Думаю, когда Никки сочиняла его, кто-то стоял рядом и заставлял выводить буквы так, чтобы никто ничего не заподозрил после ее исчезновения. Наша девочка, как и большинство людей, пользовалась правой рукой при письме, а записки зачем-то наскребла левой, к тому же почерк ужасный — совсем не похож на тот, что я видела раньше. Они составлены на французском, хотя она отлично знает, что мы ни слова не поймем. Никки объяснялась на английском, Деви и Тами говорили с ней на этом языке и сумели бы прочитать без переводчика. Она раньше никогда не упоминала «старинного друга семьи»; правда, такой человек мог существовать на самом деле, но вот фраза насчет «застенчивого маленького мальчика» разом подтвердила наши сомнения. Девочка много рассказывала о своей жизни до перемены пола, и в общем избегала касаться деталей — ну, скажем, откуда она родом и так далее, — зато не раз со смехом вспоминала, каким жутким она в детстве была — то есть, конечно, был — хулиганом. Понимаешь, Никки не хотела ничем нам уступать, и подробно описывала бандитские подвиги юности. Так что наша девочка в бытность мальчиком отличалась чем угодно, только не застенчивостью и нелюдимостью. Марид, письмо — явная липа от начала до конца!

Я опустил парализатор. Все, что сказала Селима, казалось вполне логичным.

— Вот почему ты так трясешься, — произнес я задумчиво. — Считаешь, что Никки грозит опасность.

— Да, верно, — ответила Селима, — но дело не в этом. Деви мертва, Марид. Ее убили.

Я закрыл глаза и застонал; Ясмин громко охнула и пробормотала еще одну ритуальную формулу — «далеко от тебя», чтобы защитить собравшихся в комнате от зла, которое только что упомянули. Я чувствовал себя разбитым и подавленным, словно принял слишком большую дозу жутких известий, и организм не способен справиться с перегрузкой.