У дома кюре лошадь остановилась. Его милость оглянулся и, заметив неподалеку уже знакомого нам мальчика, поманил его и легко соскочил с коня.

Мальчик несмело приблизился.

— Будь добр, дружок, отведи мою лошадь на постоялый двор и проследи, чтобы ее поместили в стойло и напоили, — распорядился его милость и бросил малышу луидор. — Скажи хозяину, что я рассчитаюсь чуть позже.

— Да, милорд! Спасибо, милорд! — пробормотал мальчик, сжимая в ладони луидор.

Его милость отворил калитку, ведущую в сад, и по ухоженной дорожке прошел к входной двери. Как и в прошлый раз, дверь открыла розовощекая экономка. Старушка узнала гостя и присела в реверансе.

— Bonjour, m'sieur! Месье кюре у себя в комнате.

— Спасибо, — поблагодарил его милость и проследовал за экономкой в кабинет.

На пороге он замер. При виде посетителя кюре учтиво приподнялся в кресле.

— Месье? — Эйвон улыбнулся, и священник узнал гостя. — Eh, mon fils!

Эйвон дружески коснулся протянутой руки.

— Моя воспитанница, святой отец?

Кюре просиял.

— Бедняжка! Да, мой сын, вы не ошибались: я приютил ее.

Эйвон облегченно вздохнул.

— Благодарю вас, святой отец.

Кюре лукаво улыбнулся.

— Сын мой, еще немного, и я бы не сдержал своего обещания и послал бы вам весточку. Бедняжка так исстрадалась за эти дни. А этот негодяй… Сен-Вир?

— Мертв, mon p`ere, пал от своей собственной руки.

Де Бопре осенил себя крестным знамением.

— И благодаря моей изобретательности, — поклонился его милость. — Я приехал забрать… мадемуазель де Сен-Вир.

— Так, значит, она его законная дочь? — вскинулся кюре. — Вы уверены, герцог?

— Абсолютно. Об этом уже знает весь Париж. Я позаботился.

Де Бопре порывисто стиснул руки герцога.

— Месье, вы сделаете ее счастливой! Бог простит вам ваши прегрешения. Бедное дитя мне обо всем рассказала. — Кюре смущенно улыбнулся. — Теперь я вижу, что не напрасно пошел на союз с самим сатаной. Вы вдохнули в девочку жизнь.

— Отец мой, советую вам не слишком доверять всему, что рассказывает обо мне этот ребенок, — суховато возразил Эйвон. — Она возвела меня на пьедестал, а мне там, поверьте, не место.

Де Бопре открыл дверь.

— Нет, сын мой, девочка прекрасно осведомлена, какую жизнь вел прежде ее дорогой "Монсеньор", — он тихо рассмеялся. — А теперь пойдемте к ней.

По залитому солнцем коридору они прошли к гостиной. Священник распахнул дверь и ликующе объявил: — Petite, к тебе посетитель. — Он отступил, пропуская Эйвона, после чего на цыпочках вышел и неслышно притворил за собой дверь.

— И все-таки Бог милостив, — прошептал де Бопре и засеменил обратно в кабинет.

Леони сидела у окна, на коленях у нее покоилась раскрытая книга. Глаза девушки были устремлены вдаль, туда, где мягко шелестели луговые травы; на щеках отчетливо виднелись следы слез. Леони словно не слышала, что в комнату кто-то вошел. Внезапно совсем рядом раздался до боли знакомый голос:

— Ma fille, что все это значит?

Леони вздрогнула, обернулась и в следующую секунду сорвалась с места с ликующим воплем.

— Монсеньор! — Смеясь и плача, она припала к ногам его милости.

Эйвон ласково провел ладонью по огненным волосам.

— Разве я не говорил, ma fille, что не намерен тебя терять. Тебе следовало довериться мне, дитя мое. Ты же сбежала самым возмутительным образом.

Леони поднялась.

— Монсеньор, я понимаю… Я не могла… Это было невозможно… О, Монсеньор, Монсеньор, зачем вы приехали?

— Чтобы забрать тебя, дитя мое. Зачем же еще?

Она покачала головой.

— Ни за что! Я не могу! Я прекрасно знаю, что…

— Присядь, дитя мое. Я тебе столько должен рассказать. Ну что ты плачешь, ma mie? — Эйвон поднес палец к губам, в голосе его зазвучала нежность. — Незачем так расстраиваться, mignonne. — Он заставил Леони сесть на диван и сам устроился рядом, по-прежнему не выпуская ее руки. — Дитя мое, ты вовсе не внебрачный ребенок и даже не крестьянская дочь. Ты, как я и считал с самого начала, Леони де Сен-Вир, законная дочь графа де Сен-Вира и Мари де Лепинасс.

Леони недоуменно смотрела на него.

— Мон… Монсеньор? — беззвучно шевельнулись мягкие губы.

— Да, дитя мое, именно так. — Его милость вкратце изложил историю.

Леони, приоткрыв рот, внимала рассказу. Эйвон замолчал, и в комнате на несколько минут воцарилась тишина.

— Так, значит… значит… я благородного происхождения! — наконец вымолвила девушка. — Я… Это правда, Монсеньор? Это правда?

— В противном случае, я не стал бы ничего тебе рассказывать, mignonne.

Леони медленно встала и так же медленно закружилась по комнате.