Свиридов закивал и поспешно отстранился.

– Что-то уж больно просто, – негромко сказал Юрок, наклонясь к уху Берга. – Дед явно хочет нас подставить. Не такой дурак тот парень, который его посылал, чтобы до сих пор быть здесь, если дед в самом деле его слил. Да и дед не так прост, каким хочет показаться. Я думаю, надо его еще хорошенько тряхнуть.

– Не надо, – сказал Берг. – В любом случае нам нужно проверить, куда он нас приволок. Этот район в присмотре у Косого Мусы, так что никаких серьезных проблем я не вижу. Если только какие залетные, но ведь это… Ладно! – оборвал он себя. – Если мы будем и дальше тут сидеть, в джипе, то скоро сменим эту тачку на другую. На катафалк. Грек устроит, я его, суку, знаю. Он, конечно, никогда без дела не придавит, но тут есть к чему придраться. Да и дело, верно, важное, иначе Грек бы так не парился. Я помню, что когда он расстреливал среди бела дня Казбека с пятью его «чичиками», то и то кипешился меньше, чем сейчас. Там его, наверно, сверху подперли. Все. Точка. Базар объявляю законченным. Дед… китаеза, на выход, бляха-муха! Надышал тут в салоне своим перегаром сивушным, не продохнуть, бляха-муха!

– Моя не боись мух, – тупо пробормотал Влад и, кряхтя, полез из салона.

Подъезд был слеп и глух. Ни единой лампочки. Где-то точится назойливый тоскливый звук капающей воды. Из подвала тянет сыростью. Из-за двери ближайшей квартиры донесся вопль «Опять нажрался, тварь!!», а потом чей-то рев и глухие, шлепающие звуки ударов под прерывистое мычание. Свиридов шел первым, за ним, придерживая его за руку – здоровенный Юрок, далее Берг, а замыкал процессию натянутый, как струна, Колоб, и если бы была совершенная тьма, без неясных наплывов света из окон подъезда, то, верно, можно было бы увидеть, как в темноте светится от накала страстей его картофельный нос.

Они поднялись на третий этаж. Площадка лестничного пролета уныло пахла помойкой, а в дальнем углу, привалившись к стене, лежало что-то темное, быть может, и испускавшее эти миазмы. Свиридов выпустил через зубы сдавленный выдох и выговорил дурным дребезжащим голосом:

– Пришли, моя веди.

Юрок недоуменно кашлянул, а Берг выговорил, выступив вперед из-за спины амбала:

– Смешное кино получается. Ты что, дед, окончательно спятил, что ли?

– Ты будь последняя человека, – донеслось до Берга совсем уж не в кон. – Пришли, моя говори.

Темный предмет в углу зашевелился, и Колоб, подойдя к нему, брезгливо пнул это ногой.

…Он не успел понять, что, собственно, произошло, только метнулся, как морозом впиваясь в ушные раковины, шипящий выкрик старого китайца: «Перрвый!» – и что-то с чудовищной силой сомкнулось на щиколотке бандита, а потом Колоб почувствовал, как бетонный пол непреодолимо вылетает из-под ног, а потом что-то со страшной силой ударяет в голову.

Со стороны это выглядело несколько иначе: Колоб пнул темный предмет, а тот вдруг вскинулся, выбросилась, как опущенная пружина, мощная рука, захват, рывок – и Фокин, одним прыжком встав на ноги, с силой ударил поднятого им в воздух, как щенка, Колоба головой об пол. Удар был безусловно смертельным, потому что во все стороны брызнули кровь и мозг. Впрочем, Колоб еще не успел впервые в жизни основательно РАСКИНУТЬ мозгами, как Свиридов, одним коротким рывком высвободившись из захвата Юрка, снизу вверх ударил того вытянутыми пальцами под кадык. Тошнотворное чувство проваливания кончиков пальцев в горячее и мягкое – Юрок, заклокотав, как целая горная река, рухнул на спину. Из пробитой шеи хлестала кровь.

Свиридов больше не спешил. Спешить было некуда. Последний уцелевший, Берг, стоял, почему-то прижав руки к животу, и оцепенело смотрел на две темные тени, которые только что, за какие-то ничтожные секунды, на его глазах уничтожили двух испытанных сотрудников младшего отдела «Грома». Легко, непринужденно, жутко. Как будто и не людей убивали вовсе, а передвигали манекены в съемке массовой театральной драки. Берг понимал, что нужно бежать, что этот старый китаец непостижимо легко обманул его – без особой даже хитрости, за ненадобностью этой хитрости… просто голыми руками убил едва ли не самого сильного человека (после Орехова, разумеется), которого знал Берг. Берг все сознавал, сознание было беспощадно трезво, но ноги словно ватными тюками стали… нет, нет!

Свиридов шагнул к нему вплотную, и в сером свете, продавливающемся в окно, Берг увидел мертвые черты фальшивого, несуществующего китайца.

– Я же сказал, что ты будь последняя человека, – без всякого выражения сказал Свиридов. – Короче, Берг, ты один остался. Двигай ножками. Нам тут совсем недалеко пройти. Афоня, этих в угол перекинь да своим тряпьем накрой, пусть до утра полежат. Тут в такое время никто и внимания не обратит.

Они поднялись на чердак и вышли на крышу. Луна заливала кровлю неярким мучным светом, и Бергу почему-то казалось, что это такая трава, а сами они на поле стадиона. Его втолкнули в какую-то будку в форме неправильной пирамидки, и сверху на него глянули узкие темные глаза на страшном и – теперь Берг понял – кукольном лице.

– Кто… вы? – выговорил он.

– Ты, Берг, свои вопросы уже отзадавал. Теперь я. Мне нужно найти человека, которого тут, во Владивостоке, зовут Боцман. При этом Боцмане состоит также некто Китаец. Не такой, как я… Не знаю, как по национальности, но имя у него как раз такое и есть.

Берг был далеко не трусливым человеком – трусливые люди не работали в охранном бюро Вадима Орехова по прозвищу Грек, – но при словах Свиридова, сказанных ровным и совершенно без выражения тоном, ему почему-то стало жутко и дурно до тошноты. Он с трудом сдержал спазм и вытолкнул:

– Я не понимаю… за что ты убил?..

– Ах, мы будем рассматривать моральные аспекты? – выговорил Свиридов, и его тихий голос вдруг набрал угрожающие металлические ноты: – Знаешь что, мой дорогой Берг, ты, как человек исключительной вежливости, прекрасно знающий цены на квартиры во Владивостоке, должен понимать, что мы убили тех джентльменов вовсе не из личной неприязни к ним. Просто так вышло. – Берг откинулся назад и широко распахнул до того полуприкрытые глаза, потому что слова о ценах на квартиры во Владивостоке, напомнившие Бергу разговор в машине Юли, и знакомые звенящие обертоны в голосе этого все еще «китайца», и борода и рост Фокина, все это вдруг вбросило в сумбур внутри Берга четкое воспоминание о людях, с которыми он говорил сегодня на дороге – тех, что подвозила Юлия Строгина. – В общем, ты уже понял, кто я и с какой целью прибыл в ваш чудесный и гостеприимный город. Понял, не так ли? Да можешь и не отвечать. Ответишь чуть после и – на другие вопросы. Значит, так: ты работаешь в конторе Вадима Орехова по прозвищу Грек, не так ли? Я слышал, что это имя упоминалось в машине. Ты работаешь на Орехова, так?