Избранные произведения. Том 1
вернуться

Городецкий Сергей Митрофанович
Шрифт:

Рим

Был день тот задумчиво-хмурым, И в облако кутался Рим, Когда вознеслись Диоскуры Пред медленным взором моим. Я легкой стопой в Капитолий, Гробницу истории, шел. Волчица металась в неволе, И крыльями двигал орел. В блаженном раздумье Аврелий Скакал на могучем коне, И кудри его зеленели, Как матерь-земля по весне. Привет тебе, Рим! Величав ты В руинах свершенной мечты! К тебе всех веков аргонавты Плывут за руном красоты. И я, издалёка паломник, Внимая полету времен, Стою здесь, как будто припомнив Какой-то счастливейший сон. 1912, Рим

Сорренто

В небо дымчатые пинии Мощным взлетом вгнетены. Ты скажи мне, море синее, Что прекрасней тишины? За примолкшими вулканами Спит безбурная лазурь. Я зову устами пьяными Дни смятения и бурь. Я на миг душой взволнованной К тишине морской приник, Но, плененный, но, окованный, Только в бурях я велик. Не для нас покой таинственный, Созерцанье не для нас. Извержений дым воинственный Наш окутывает час. <1913>

Девушка из Помпеи

Душою северной и снежной, Уставшей в горестях святых, Я полюбил тебя так нежно, Как не любил я дев земных. Прекрасных ног твоих движенье, Невинный контур легких ног, Я без волшебного волненья Ни разу созерцать не мог. А жест, каким ты защищалась От изумительной судьбы, — Мне это сразу показалось — Был жестом царственной мольбы. В последний раз взметнулись косы, Последний раз стеснило грудь, И пепла жгучего заносы Всё скрыли в темноту и жуть. Двух тысяч лет полет спокойный Твоей не тронул красоты, И в сером камне стан твой стройный Навеки обнажила ты. Так странен этот гроб музейный, Витрина лучшего стекла, Когда жива ты — от лилейной Ноги до чистого чела! <1913>

Дума

Я был бесчувственным, как камень, От горя, муки и кручин. Но солнце вновь блаженный пламень Во мне зажгло: я — солнца сын. Я вновь Италией прекрасной Средь виноградников лечу И знаю: в жизни не напрасно Любви и света я хочу. Не узам темным, не веригам Людская жизнь обречена, А вечным взлетам, буйным мигам, Причастью алого вина. Весной безлиственные лозы По осень гроздья понесут. Безостановочные слезы Над миром сети не сплетут. Ведь в струях слезных многоцветней Восстанут радуги круги, Лишь вверься солнцу безответней, Пред светом в темный день не лги! <1913>

В саду у Репина

1. «Какой старинной красотою…»

Какой старинной красотою Уединенный сад цветет, Где жизнью мудрой и простою Художник радостно живет? Недвижим дремлющие воды, Красивы ивы у воды. Содружны здесь с рукой природы Людские мирные труды. Там куст сиреневый посажен, Там брошен камень-великан. Из-под земли на много сажен Студеный вверх летит фонтан. А посредине сада домик — Как будто сказка наяву — Стоит и тянется в истоме С земли куда-то в синеву. Он весь стеклянный, весь узорный, Веселый, смелый и чудной. Его завидев, ворон черный Летит пугливо стороной. А певчих птиц семья цветная Гнездится густо близ него, Своей игрой напоминая, Что жизнь — земное торжество!

2. «Выйдет в курточке зеленой…»

Выйдет в курточке зеленой, Поглядит на водомет, Зачерпнет воды студеной И с улыбкою испьет. Светлый весь, глаза сияют, Голубую седину Ветер утренний ласкает, Будто легкую волну. Семь десятков за плечами, А как будто ноши нет! Детски зоркими очами Он глядит на белый свет. Не устал он, не измаян, Полон силы и борьбы, Сада яркого хозяин, Богатырь своей судьбы. Солнце всходит, пышет златом… Тихо, тихо он стоит И за облаком крылатым Взором ласковым следит. Может быть, он видит детство, Молодых начало дней, Озорное малолетство, Вырезных своих коней? Иль, черемуху почуяв В легковейном ветерке, Видит вешний свой Чугуев В невозвратном далеке? Июль 1914

Разговор с Русью

Огни последнего трактира Ночь подобрала под бурнус. Дорога вырвалась из мира В лесную тьму, в ночную Русь. Еще вдали в селе звенели Ребят веселых голоса. Но с каждым шагом глуше нелюдь И непрогляднее леса. Ямщик смекнул: «Куда ж мы гоним? Куда ты едешь?» — «Трусишь? Стой!» Я слез, и укатили кони, Укутываясь темнотой. Один. Родимой тишиною Лесная дышит чернота. И высь, где звезды светом ноют, К земле пригнулась у куста. «Русь! Это ты? — Истомой слуха Пытаю мать. — Ты слышишь, Русь?» — «Да, это я. И я, старуха, На маленьком не помирюсь. Да где ж ты был? Да что ж ты делал?» — «Я был с тобой. В веках. Не в тех, Где ты под плеткою радела, В бреду выдумывая грех». «В каких?» — «В невиданных, в грядущих, Где ты доныне не была, Где всех отрады неимущих Ты в пурпур счастья облекла». «Да это ты из сказок вычел Про сласть кисельных берегов Или подслушал в песне птичьей В туманном мареве лугов. Как встарь, я в топях и оврагах, Как встарь, костьми меня мостят Пожар и мор, беда и брага, Как встарь, соловушки мне льстят». «А ну-ка, мать, привстань немного. Прислушайся к себе сама!..» И расхлестнулась вдаль дорогой Шуршащая лесами тьма. Я на руках не то у ели, Не то у матери родной. И дышит древней силы хмелем В лицо мне сумрак вороной. И смотрят шире ночи очи, Зарницы рвут ресниц покров, И сердце влажное клокочет За грудью в волосах лесов. Мне жутко, и тепло мне. «Что же Ты видишь? Что ты слышишь, мать?» И — вихрем вслух: «На то похоже, Что буду солнце подымать». 1923

Ландыш

О чем вы шепчетесь, кусты? О бездне синей высоты? О сумраке у ног своих, Где ландыш беленький притих? Уже томит его жара, И умирать ему пора. А лето только подошло, Развеяв первое тепло. Печален, кроток и красив, Сухие чашечки склонив, Последний раз он прозвенит, Последний раз он опьянит Вечерний воздух, и земля Поглотит жемчуг со стебля В грудь ненасытную свою. А я ей песенку спою. Она дала, она взяла. Она сплела в один венок И сладость первого тепла И смерти горький холодок. 13 июня 1937