Машеров возвращался на загородную дачу. Однако по старой привычке он не мог ехать куда-либо просто так, ничего не делая. Вот и решил заодно проехать по Минщине, посмотреть, как на селе идет работа. Как раз тогда в республике проводилась уборка картофеля. Понаблюдать за этим втихую и собирался руководитель БССР. «Втихую? — переспросите вы. — А как же машины сопровождения, мигалки и все такое?» Да, логично. Но только в том случае, если бы введенные с 1 июля 1980 года новые Правила дорожного движения Машеровым выполнялись. Правила особо регулировали порядок движения на дорогах автотранспорта специального назначения. Спецкортежи, как их называли, обязаны были двигаться в сопровождении автомобилей ГАИ, имеющих специальную окраску и снабженных сиренами, из которых не менее одной — красного цвета. По правилам, водители встречного транспорта при разъезде со спецкортежами должны были остановиться на тротуаре или на обочине, а при их отсутствии — у края проезжей части.

В тот день все происходило вопреки правилам и инструкциям. О «Чайке», используемой вместо «ЗИЛа», мы уже упомянули. Впереди шла машина сопровождения «ГАЗ-24» обычной окраски, без сирен. Специальная автомашина ГАИ, сигнализировавшая сиреной и проблесковыми маячками, двигалась сзади. Дистанция между автомобилями колебалась в пределах 60–70 метров. Понять со стороны, что по дороге движется кортеж, было не так просто.

На трассе Москва — Брест машины набрали скорость 100–120 километров в час. Служба безопасности всегда рекомендовала такой скоростной режим при движении по трассам. Согласно специальным расчетам, подобная скорость не позволяет вести по автомобилям прицельную стрельбу. Однако Белоруссия 1980 года вряд ли напоминала Техас 1963 года. Своего Ли Харви Освальда со снайперской винтовкой там не было. А был простой водитель Николай Пустовит, который не помышлял о смерти Машерова, но все же спровоцировал ее.

Пустовит был водителем экспериментальной базы «Жодино». База являлась составной частью Белорусского научно-исследовательского института земледелия и, по сути, была одним из детищ машеровской эпохи. Водитель выполнял ничем не примечательный рейс. На автомобиле «ГАЗ-САЗ-53Б» он ехал в сторону Минска. В кузове машины находилось несколько тонн картофеля. Дорога была неблизкой. Несколько часов кряду он крутил баранку. Очень хотелось спать. Машин встречалось мало. Где-то обогнал медленно шедший кран, а так — сплошная монотонность. Эта монотонность его просто убаюкивала. Но он изо всех сил старался не поддаться опаснейшему для водителя искушению — заснуть за рулем. Николай что-то насвистывал, даже пытался петь одну из песен популярных тогда «Песняров». Казалось, что сонливость отступала.

На одном из участков дороги Пустовит нагнал тяжелую грузовую машину. Это был «МАЗ-503». Грузовик принадлежал автокомбинату № 4 Минского городского управления грузового транспорта. За его рулем сидел тезка Пустовита — водитель Николай Тарайкович. Пустовит держал дистанцию 50–70 метров. Обгонять «МАЗ» он не решался, так как тот постоянно менял скорость. Было трудно угадать, какой она будет в следующий момент. Позже, уже после происшествия, следователь спросил у Николая Пустовита: «Почему вы сели на хвост впереди шедшему грузовику?» В ответ тот пояснил: «Перед этим я обогнал кран, который потом растаскивал наши машины. Я вообще никогда никому на хвост не садился, но этот ехал больно странно — то 60, то 80. Никак не мог его обогнать…»

Любители теории заговора утверждают, что Тарайкович выполнял задание неких заказчиков устранения Машерова. Дескать, водитель «МАЗа» специально не позволял грузовику с картофелем обогнать себя, держал его как бы на привязи, ожидая сигнала от заговорщика из первой машины сопровождения, чтобы резко затормозить и вынудить «ГАЗ-53Б» выскочить на встречную полосу. Безусловно, гибель Машерова давно обросла легендами. Версий о том, что авария была спланирована, предостаточно, как немало и предположений о том, кто и по чьему приказу все это устроил. Однако нам обстоятельства катастрофы видятся более прозаичными.

«Странные» движения «МАЗа» можно объяснить иначе. Тарайкович, завидев вдалеке ряд машин, мог вначале растеряться. За километр до пересечения трассы с дорогой на Смолевическую бройлерную птицеферму шедшая впереди «Волга», преодолев подъем, пошла на спуск. Ее Тарайкович мог принять за милицейскую машину и на всякий случай сбросил скорость. Видя, что никаких предупреждений от «милиции» не исходит, водитель «МАЗа» рискнул снова увеличить скорость. Однако через какое-то время он понял, что по встречной полосе движется спецкортеж. Следуя правилам, он взял вправо и стал тормозить. Скорость автомобиля резко упала. Николай Пустовит не успел на это отреагировать. Он утверждал, что на секунду отвлекся, чтобы бросить взгляд на приборы. Когда же он поднял глаза на дорогу, задний борт «МАЗа» будто внезапно возник перед ним на критически близком расстоянии.

Пустовит резко вывернул влево, выехав на встречную полосу. Водитель головной «Волги» едва сумел отвести машину от лобового столкновения. «Волга» промчалась буквально в нескольких метрах от грузовика с картофелем. Грузовик и «Чайка» встретились в страшнейшем ударе. «ГАЗ-53Б» тут же взорвался, а водителя выбросило из кабины вместе с отлетевшей дверцей. Огонь успел охватить его, и Николай вот-вот должен был превратиться в живой факел. Однако на помощь подоспели нечаянные прохожие, помогли сбить пламя и тем самым спасли от смерти. «В моей памяти как бы отложился момент столкновения с препятствием, страшный удар, пламя», — позже рассказывал он следствию. От удара сокрушительной силы у «Чайки» взорвался бензобак. Машину покорежило и засыпало пятью тоннами картофеля. Все, кто находился в ней, погибли на месте. Вторая «Волга» сопровождения успела затормозить в нескольких метрах от остановившегося на обочине «МАЗа».

Гибель руководителя одной из союзных республик СССР не могла расследоваться исключительно местными силами. На следующее утро из Москвы прибыла специальная комиссия. Она должна была выяснить обстоятельства происшествия и по возможности помочь в его расследовании. Ее возглавил следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимир Иванович Калиниченко. Вместе с высшими чинами прокуратуры и МВД Белорусской ССР они отправились в один из минских моргов, где находились тела погибших.