– Посмотрим, посмотрим, как это яковлевское дерьмо развалится.

– Других-то учить легко, самому надо еще подучиться немного.

Наконец в лаборатории наступила напряженная тишина, нарушаемая только лаконичными возгласами:

– Даем 70 % нагрузки…

– Есть 70 %, есть 70, есть… есть… есть…, – отвечают наблюдатели каждого динамометра, установленного возле локальных силовозбудителей.

– Даем 80 %.

– Есть 80 %, есть 80 %, есть… есть…

– Даем 90 %.

– Есть… есть… есть…

– Даем 95 %.

– Есть… есть… есть…

– Даем 98 % разрушающей нагрузки!

В напряженной тишине стали раздаваться слабые потрескивания.

– Есть 98 %… есть… есть…

Даем 100 %, – голос ведущего испытания возвысился наподобие голоса Ю. Левитана, читавшего важные сообщения во время войны.

Крылья и оперение самолета изогнулись гигантскими дугами, фюзеляж заметно деформировался, слышались громкие потрескивания, но самолет все еще держался.

– Продолжаем нагружение до разрушения. Даем 101 %… Даем…

Трах, бах, тарарах!

Со страшным грохотом, подняв тучи пыли, самолет Як-40 разрушился при 101,5 нормированной разрушающей нагрузки.

Вот она желанная минута, когда гром ломающихся конструкций отдается в сердце сладкой музыкой!».

Не стало плохо после таких описаний? Правильно, тем более что потом будут испытания на прочность в полете, на посадке и во многих других ситуациях, прежде чем самолету дадут добро на перевозку пассажиров.

Александр Сергеевич Яковлев внимательно следит за ходом создания этапной для него машины. Любой конструктор, который вдруг вырывается вперед в поиске прорывных проектов, который демонстрирует мощный выброс творческой энергии всегда находится под ревнивыми взорами своих коллег. Вы считаете, Адлер выдумал сцену с А. Туполевым? Да ни за что!

А вспомните уже описанную в этой книге сцену, когда В.М. Мясищев поднимал в небо свой супербомбардировщик 3М и пригласил на банкет всех коллег-конструкторов, в том числе Туполева, Ильюшина и Яковлева, и эти последние, не только не пришли поздравить коллегу с успешным первым вылетом, они и за взлетом 3М наблюдали с территории своих баз в Жуковском. А письма, которые писались вождю по поводу Яковлева. А письма Яковлева в инстанции… Не судите, да не судимы будете…

Все, теперь вы думаете, что дорога в небо для нового самолета открыта? Но это только начало борьбы за место в небе.

Старые яковлевцы помнят, как они в своем коллективе изготовили створки реверса тяги, позволявшие резко уменьшить пробег самолета на аэродромах с короткой полосой. А для Як-40 были уготованы и такие аэродромы. Я помню, как в 1978 году летел на Як-40, который открывал новую линию Душанбе – Хорог. Столица Горного Бадахшана расположена в заоблачных горах Памира, и туда раньше летали только вертолеты. Выйдя по приборам на посадочную полосу, мы увидели перед собой ущелье, стиснутое с двух сторон отвесными скалами. Между ними асфальтовая полоска с пунктирной разметкой посредине. Это и была новая полоса. Тут и вертолету надо было бы приспосабливаться, но наш летчик по какой-то сложной глиссаде все-таки завел Як-40 среди теснин, притер самолет у начала полосы и, пробежав совсем немного, остановился. Как только стих гул моторов, на привокзальной площади задудели длинные трубы и зарокотали приветственные барабаны пионеров, члены комиссии направились на площадь, а летчики – к хвосту самолета: их интересовали створки реверса – выдержали ли они?

Это была целая эпопея, когда самолетчики, а не двигателисты самостоятельно взялись решать проблему реверса тяги. Яковлевцы рискнули.

Говорят, что не оправдавшийся риск – это авантюра, оправдавшийся – инженерное предвидение. В случае с Як-40 получилось второе. Идею предложил ведущий конструктор Адлер, большинство было против, и дело дошло до Генерального. Рассказывает Адлер:

«Приношу очередное творение коллег – тормозной парашют, Яковлев опять надувает губы.

– Александр Сергеевич, что мы толчем воду в ступе? Ведь если нужно укоротить посадочную дистанцию, ее нужно укорачивать цивилизованно, современным, а не допотопным способом. Значит, надо попросту установить реверс тяги.

– Как же это сделать? Просить мотористов?

– Нет, его можно сделать самим. Я там, у Шехтера, набросал эскиз, а он артачится..

– Несите его сюда.

Когда я лезвием бритвы вырезал со стола удивленного Шехтера клок кальки и притащил его АэСу, он, не обращая внимания на внешний вид «чертежа», красным карандашом поставил свое «АЯ» и число.