Дракино. Что-то знакомое было в этом слове, но вспомнить Яковлев не мог и досадовал на себя за это. Память редко подводила его, и то, что он не мог вот так сразу вспомнить это название, раздражало его. Неужели старость подкрадывается? Глупости! Шестьдесят только, а чувствует он себя на все сорок…

Дракино…

Вспомнил! Солнечным летом последнего предвоенного года они с мамой ездили в это самое Дракино к какой-то родственнице, кажется, сестре. Жарким летом последнего предвоенного года. Перед еще той мировой войной. Значит, это было в четырнадцатом году. В 1914 году. Господи, как же это было давно!

От той поездки в памяти восьмилетнего Саши остались бездонное синее небо, широкий заливной луг на берегу Оки, стрекочущие кузнечики и хрустящие огурцы, которыми кормила его та самая родственница.

Сейчас в этом самом Дракине тренируется команда советских спортсменов-авиаторов, которым предстоит участие в очередном чемпионате мира, что пройдет нынче в Тушине. И его, Яковлева, спортсмены и тренеры пригласили посмотреть на тренировки на новом самолете Як-18ПМ.

Тренировались наши ребята, конечно, и в Тушине, но те полеты были на виду, а самое-самое, то, что было секретным оружием наших спортсменов, отрабатывалось подальше от глаз, на пустынном аэродроме Дракино, оставшемся на юге Московской области с военных лет (этой войны!).

Но, как сказал позже чемпион мира В. Мартемьянов, главным «секретным оружием» наших спортсменов был, конечно, замечательный самолет Як-18.

Вообще-то самолет этот уже видели зарубежные спортсмены, поскольку Як-18ПМ конструкторским бюро был выпущен еще в 1960 году, но болельщики и любители самолетного спорта в нашей стране еще не представляли себе, как выглядит пилотаж на ПМ в исполнении лучших асов.

Ранним утром Миша Сущинский мчал его на юг Подмосковья, в далекую страну детства, в котором летали стрекозы, пахло парным молоком и на плетеном из лозы столе горкой лежали пупырчатые огурцы. Александр Сергеевич силился вспомнить эту страну детства, но ничего, кроме этих огурцов, вспомнить не мог. Не мог даже вспомнить, на чем они туда ехали – на чугунке (так тогда железную дорогу называли) или автомобиле. А может, на наемном пароконном экипаже? Хотя нет, это исключено, сто верст за день на карете не проедешь.

Так уж сложилась жизнь, что за пределы крупных городов, где базировались крупные заводы, Яковлеву редко случалось выезжать (Подлипки и Архангельское не в счет – там на правительственных дачах комфорт почище, чем во многих московских домах), и сейчас он с любопытством всматривался в проносящиеся мимо пейзажи, запечатлевал в памяти облик деревень. И чем больше запечатлевал, тем меньше этот облик ему нравился. На фоне невероятно красивой природы Подмосковья деревни эти производили удручающее впечатление. Дома в три окошка по фасаду, наверное, помнили тот пароконный шарабан, в котором ехал восьмилетний Саша в далекое Дракино (если он ехал на нем). Покосившиеся заборы, какие-то неряшливого вида сараи («может, это и есть те самые механизированные молочно-товарные фермы?»), разбитые подъездные дороги, на которых раскачивались даже трактора – все это сильно не понравилось Яковлеву. «И вот с этим Никита Сергеевич хотел соревноваться со Штатами в сельском хозяйстве?» – подумал Яковлев и закрыл глаза.

К действительности вернул его голос Сущинского:

– Луховицы, огуречная столица России. Если хотите, Александр Сергеевич, на обратном пути можно остановиться купить домой огурцов. Знатный продукт! Сладкий и сочный. Нигде таких нет. Тут, в пойме Москвы-реки, говорят особый климат и почвы бесподобные.

И тут Александр Сергеевич вновь ощутил вкус тех огурцов, которыми его угощала тетя в далеком 1914 году.

…На заливном лугу, где разместился аэродром ДОСААФ, мало что изменилось за прошедшие десятилетия. Так же жужжали шмели, летали крупные стрекозы, и только полосатая «колбаса», указатель ветра, показывала, что где-то поблизости аэродром. И точно, в открытое окно машины уже проник непередаваемый запах скошенных трав, смешанный с терпким букетом чабреца, приправленный тонкой горечью перегоревшего бензина. Все аэродромы мира пахнут одинаково…

И словно по команде за следующим пригорком как на ладони открылся знакомый с юности вид: три вагончика-кунга, машина с антенной – командный пункт и линейка красивых самолетов, окрашенных в яркие цвета. Шесть новеньких Як-18ПМ. Его «Яки».

Александр Сергеевич любил аэродром. Здесь он чувствовал себя молодым, необычайно раскованным, свободным. Ему всегда вспоминалась Ходынка, та, довоенная Ходынка, по грунтовым дорожкам которой рулили аэропланы на велосипедных колесах, дорог ему был Тушинский аэродром, который открыл для него счастье общения с вождем, на котором он повстречал свою будущую жену рекордсменку-летчицу Катю Медникову. Много орлов увивалось около нее, но и он, Александр Яковлев, чего-то стоил. В 1938 году они поженились, в 1939 вместе получали ордена из рук Михаила Ивановича Калинина, а в 1940 году она родила ему первенца – Сергея…

Потом были десятки аэродромов, названия которых (если они были, но скорее всего нет, поскольку они были заводскими) испытывались его самолеты. И-26, Як-1, Як-7… Сколько их было аэродромов, не сосчитать, а вот самолеты, пожалуй, сосчитать можно, с точностью до одного он сейчас не назовет, но построено и испытано в его ОКБ более двухсот типов и модицикаций различных самолетов. Идите, повторите такой рубеж…

Машина тем временем остановилась у стола, за которым сидел хронометрист и руководитель полетов. Спортсмены тотчас узнали Генерального конструктора и тотчас окружили его. В одну минуту у стола собрались спортсмены, тренеры, механики, стартеры и прочий аэродромный люд. Каждый наперебой высказывал свои суждения о машине, благодарили Яковлева. Просто хотели пожать руку прославленному конструктору.

Александр Сергеевич вдруг ощутил себя в далекой молодости, когда он на горе Клементьева в Крыму запускал планер под названием «Макака». Как было тогда легко и просто. Планеры были простенькими, обстановка и питание были более чем простыми, но всех их тогда переполняла надежда на счастливое будущее, на яркую и плодотворную работу в авиации.

Какой была и есть его работа в авиации – яркой и плодотворной? Пожалуй, да.

Стало ли жить легко и просто? Пожалуй, нет.

Впрочем, к черту самокопание, надо смотреть полеты.