Шрифт:
– Рота, строиться на проходе!
Ответственный по роте лейтенант Ульянов, выглянув из канцелярии, протёр глаза, небрежно махнул рукой сержанту: «Выводи на зарядку, там температура, кажется, плюсовая, значит, форма номер три…» Пока последние мудрецы тянулись, вежливо пропуская в дверях друг друга, первые уже успели порядком промокнуть, стоя в строю перед казармой. Без шапок и ремней. Под дождём. А что, что-то не так? Лейтенант сказал – на зарядку. Какие вопросы? Распорядок дня не уважаешь? Вот если б он перед этим ещё в окно выглянул…
– Рота, бегом! Марш! – скомандовал сержант Бартусов, замкомвзвод второго взвода. Он бежал рядом со своим взводом и мысленно проклинал службу, зарядку и дождь. Он представлял, чем сейчас занимается его Маринка, которая обещала ждать… Она ещё, наверно, спит, а мы вот уже бежим… Вот и плац. Огромный, как два футбольных поля. Черно-серые дождевые тучи лежали прямо на крышах двухэтажных казарм. В свете фонарей на столбах вокруг плаца ясно виднелись вертикальные дождевые потоки. Железные динамики на столбах хрипло командовали непонятно кому:
– Становись! Равняйсь! Смирно! К выполнению вольных упражнений на шестнадцать счетов приступить! И – раз – два – три – четыре…
На плацу не было никого… Сонный киномеханик, включая магнитофон в 6.10, тоже не выглянул в окно. Из всей огромной учебки одна четырнадцатая рота с уже промокшими спинами уныло бежала вокруг плаца. Зачем? Кому это было надо?
Курсант Пушкин бежал в первой шеренге. Он ещё не разучился думать, хотя снижение собственного интеллекта уже за собой замечал. Как может магнитофон командовать людьми? – с тоской думал он, – неужели онине понимают, что ставят себя в неловкое положение? Всех начальников можно ведь заменить одним большим магнитофоном… Каждый день команды одни и те же. Чтобы кричать: «Рота, становись!», никакого человеческого ума, а тем более, души не надо. Онисами уподобляются магнитофонам, теряя последние человеческие качества… Но это были всего лишь никому не нужные мысли молодого солдата, из последних сил не желавшего становиться роботом…
Со своим ростом он был обречён на роль вечного правофлангового. И вечного «крайнего», если надо было что-то сделать. «Эй, длиннота, а ну, беги в казарму, передай сержанту Нуриеву, что его тут в курилке ждёт сержант Казаров… Пять секунд времени тебе… Бегом. Марш!»
Бегать в строю для Пушкина было ещё терпимо, а вот бегать на время… Дыхалки не хватало, до тёмных кругов в глазах. Может, сердце барахлит, может ещё что, а кто будет разбираться? «Годен к строевой», какие вопросы? До армии он спорт не любил, а вот в армии… стал его ненавидеть. Всеми фибрами души… Все эти перекладины, брусья, козлы и прочие орудия пыток. Надевая свою знаменитую, единственную в роте шапку шестьдесят первого размера, Пушкин становился удивительно похожим на кривой ржавый гвоздь, завёрнутый в шинель и безобразно туго перетянутый ремнём. Он успел поработать до призыва, уяснил порядки в мужских коллективах, но того, что ждало его в армии, он никак не ожидал. Обладая пытливым умом, он сразу понял, что нужно делать, чтобы пережить этот кошмар наяву: учебку. Главное – не выделяться. Боже упаси, если твой сержант поймёт, что ты умнее его в пять раз… Он тебя просто сгноит на тумбочке… Поэтому наш Тарасик, чтобы не выделяться, старался помалкивать, сутулился, и пытался быть всегда непременно чем-то занятым. Если не чистил сапоги, то драил бляху ремня. Он подсознательно чувствовал, что в любой момент сержант выдернет курсанта, который ничем не занят… А вот техническая подготовка ему нравилась. Прекрасно зная устройство дизелей, он, не удержавшись, часто своими вопросами ставил командира взвода, проводящего занятия, в неловкое положение на радость остальным курсантам.
Насквозь мокрые, курсанты сходили с песней на завтрак. Пришёл ротный, обозвал лейтенанта козлом за «заботу о здоровье личного состава». В предпраздничный день особых занятий вне казармы, к счастью, не планировалось, и курсанты, обсыхая и согреваясь после этой идиотской зарядки, приводили в порядок свой внешний вид. Ведь завтра – 23 февраля, наш праздник. Даже самые злые сержанты орали как-то поспокойнее, что ли. Курсант Пушкин, сняв мокрое ПШ, [102] старательно, не торопясь, пришивал ещё раз и так нормально пришитую пуговицу…
102
ПШ – полушерстяное обмундирование.
– Рота! Строиться на проходе!
Замполит роты капитан Сейрянян нервно прохаживался перед строем. Вчерашние посиделки в холостяцком «клубе знаменитых капитанов» выходили боком. Руки предательски тряслись крупной дрожью. Пришлось сцепить их за спиной. Как он корил себя и проклинал всех капитанов, вместе взятых! Вчера, вместо того, чтобы готовить ротные таланты к смотру художественной самодеятельности, они с обеда засели в общаге за водочкой и картишками… Гусары, блин… А сегодня в пятнадцать ноль-ноль общебригадный концерт-смотр… Что будем показывать, капитан? Ох, голова моя головушка…
– Внима.. кхе-кхе.. Внимание, товарищи курсанты! Сегодня в 15-00 после обеда состоится смотр художественной самодеятельности. От каждого взвода выделить по три гитариста, одного чтеца и одного фокусника, можно жонглёра. Через пять минут сбор всем указанным в ленкомнате. Товарищи сержанты, выполняйте…
Даже деды-сержанты, много повидавшие на своём веку, испытали лёгкий шок. Ещё никто до похмельного замполита не приказывал за пять минут сделать из забитого курсанта яркого чтеца-декламатора…
– Так, урроды, если через минуту из строя не выскочат таланты, сейчас мы займёмся усиленной физической подготовкой. Поэтому поройтесь в своей памяти, спасите своих друзей! – такой краткой речью сержант Бартусов попытался воодушевить свой второй взвод. Бесполезно. Через пять минут взвод уже мотал круги вокруг плаца. Каждый круг – 900 метров. На восьмом круге появился первый гитарист и сразу был освобождён от бега. На двенадцатом – второй гитарист и карточный фокусник. Фокусник был забракован и продолжал мотать круги с остальными бесталанными хлопцами. Пушкин держался изо всех сил, но на пятнадцатом круге сдался в качестве гитариста. Он знал три блатных аккорда, кучу матерных частушек, но никогда, даже в страшном сне, не видел себя, выступающим на сцене, перед публикой…