Спрыгнув с телеги, Федор пошел в конец перрона, а урядник подозвал к себе Ермакова.

— Кто с тобой ехал в рыжем бобриковом пальто?

Земский статистик, ваше благородие.

— Врешь! Почему его привез не земский кучер?

— Статистик знакомый, вот и попросил. Почему не уважить?

Пока урядник соображал, откуда у рудокопа мог взяться знакомый чиновник, к перрону подкатил поезд, и полицейский поспешил туда. Вокзальный колокол брякнул в третий раз, паровоз загудел. Федор вскочил на подножку, но только с другой стороны вагона.

Поезд миновал семафор, и Сергеев проскользнул в свое купе. Там сидела девушка, что ехала в пролетке с урядником. Между ними завязался разговор. Девушка-учительница разоткровенничалась и стала хулить самодержавие. Федор отвечал в том же духе.

И вдруг в купе ввалился урядник, о котором Сергеев успел забыть. Оказывается, устроив тут девушку, полицейский пошел в соседний вагон, где ехал его приятель, да там и застрял.

Вспомнив, что он «статистик», Федор стал припоминать сведения, почерпнутые в свое время у Авилова и Шурочки.

Девушка улыбнулась и прервала неловкое молчание:

— Папа, знакомься! Господин Ушкин, земский статистик.

— Очень приятно. Гусаков, — представился урядник.

— Далеко путь держите? — поинтересовался Сергеев.

— До станции Чусовская. Там в поселковой школе при заводе учительствует дочь, а я заодно повидаюсь со своим начальником приставом. А куда вы изволите, господин Ушкин?

— В Пермь, домой. Ох и надоели, признаться, эти разъезды! А надо. Наша наука статистика выясняет массовые явления общественной жизни людей. Основана на обширном их наблюдении, выраженном в числе и мере. С помощью статистического метода и учета открываем эмпирические законы. Таблицы, гомологические группы... Урядник слушал с умным видом, поддакивая:

— Что говорить... Оно конечно! Не без этого, — кивал он своей чугунной головой.

На станциях бегал за кипятком, а дочь его кокетливо потчевала голодного «статистика» домашней снедью. Текла беседа об уральской природе, о здешнем быте и даже о жизни рабочих. Учительница возмущалась бесправием людей, заводскими строгостями. Не обращая внимания на отца, симпатизировала революционерам. Урядник краснел, ерзал, крякал, но однажды смущенно поддакнул дочери. Федор сперва лишь неопределенно покашливал, но вскоре тоже принялся за критику государственного строя.

С этими ангелами-хранителями он и доехал до Чусовской. Прощались на глазах у всей станции, как добрые друзья.

Кочуя по городам и заводам губернии, Федор понял: ему и другим революционерам, уцелевшим в Пермской губернии после весенних провалов, не под силу одним возродить подполье. Сам он не терял и минуты. За бешеную напористость и лишения, которым себя подвергал, уральцы прозвали его «Двужильным» и «Бесхлебновым». Но что толку? Хоть расшибись в лепешку, не ешь и не спи месяцами — все равно один не поднимешь всего...

В конце августа Сергеев поехал в Харьков. По дороге завернул в Москву к Мечниковым. Выслушав Федора, Шура воскликнула:

— Ты, Феденька, родился в сорочке! Братья Бассалыго давно тут, о тебе спрашивают! Васильев и Россохатский тоже сюда собираются. Возьми в Пермь и москвичку — Марию Игнатьевну. Примелькалась она охранке. Опытная профессионалка каких мало.

— Давай, давай! Может, еще есть желающие? Всех заберу, всем найду работу. Не заскучают.

Увидев Федора, Дима Бассалыго чуть не расплакался:

— Ты ли, Артем? А я уж думал...

— Вот так-то, вечный студент. Поедешь со мной? Сторона, скажу я тебе, Димка, просто райская.

— Да с тобой — хоть на край света!

Костя Бассалыго остался у Мечниковых ждать Россохатского и Васильева, а Дима с Федором, прихватив двухпудовую корзину с нелегальной литературой, с трешкой в кармане отправились на вокзал. В Пермь, скорее в Пермь! Короткий разговор с машинистом — и полезли на тендер. До Нижнего Новгорода добрались благополучно, но явка в городе оказалась проваленной. Кто же их посадит на обещанный пароход, снабдит деньгами?

— Надо было и Москве взять больше. Ведь предлагали? — сказал Дима.

— Партийную копейку положено беречь.

Оставив Бассалыго на Сибирской пристани, Федор побрел на рабочие окраины. Слобода Фабричная, Солдатская... А Сормово? Народ на этой окраине революционный. Вот где можно найти нужных людей! Они и помогут.

На пустыре за Сормовом в одной из замшелых избушек светился слабый огонек и что-то знакомое погромыхивало. Даже окна завешены большевистскими газетами «Эхо» и «Волна». Ухари, право, ухари!