– Распять! Как того требует народ.

– Почему я должен верить сказанному тобой? И потом, здесь не весь народ.

– Потому что в ней открыто, о чем думал ты семь лет назад, думал, но так и не совершил. Эта книга правды! Пора исправить ошибку! Никто, кроме тебя не знает мыслей твоих. А она, – первосвященник указал на книгу, – знает! Позволь же, прочесть и доказать это, – человек в балахоне протянул руку за книгой.

– Мудрёно, – произнёс римлянин. И подавая книгу, оглядел притихшую толпу. – Что ж, попробуй.

Первосвященник перевернул несколько страниц.

– Слушай же! «Холодное утро выдалось солнечным. Оно было абсолютным отражением того утра, двадцать шестого года от рождества Христова, когда Валерий Грат, выйдя на помпезную в греческом стиле террасу своей резиденции, увидел восход солнца. Когда не погасшая ещё звезда сказала ему, что пора на покой. Новое назначение было лишь предлогом отозвать его из захудалой провинции империи. Грат это понимал. Решение сената было ожидаемым. И все же, до последнего дня он надеялся на лучшее. Но сейчас, глядя как первые лучи меняют цвет окрестных холмов, касаясь пустынных каменистых долин, минуту назад казавшихся безжизненными, и наполняют их светом, наместник вдруг почувствовал что-то особенное в этих мгновениях. И дело было не только в неузнаваемо цветущей, оживающей на глазах природе, а в необычности изменений в то утро пространства, которое всегда оставалось одинаковым в предрассветные часы. Лучи не просто освещали долины, а разливались по ним живыми потоками. Ещё вчера, он сожалел об отъезде. И потому чудное, необъяснимое, не испытанное прежде чувство, не просто удивляло своим загадочным появлением, но и само сожаление, так мучившее его последние дни, и странно ушедшее куда-то, добавляло этой радости легкую эйфорию. И вдруг он понял: разбуженная природа принесла ему своим прохладным ветерком, удивительную весть о том, что он, Валерий Грат, только что получил награду невиданную от начала мира».

Первосвященник захлопнул книгу и протянул её обратно.

Было заметно, что наместник смутился. И смущали его уже не сокровенные мысли того самого утра, которое он, конечно, помнил, а то, что о них услышали люди рядом. Скрытность не была простым словом в его жизни.

– Она написана через две тысячи лет. Память, о которой не может мечтать ни один кесарь!

– Что за книга такая, – задумчиво произнёс наместник, и медленно прочел: «Последний мужчина».

– Он лжет! – изо всех сил заорал Андрей.

Все обернулись на крик. Толпа в недоумении замерла, только сейчас заметив постороннего рядом с балдахином. Трое преторианцев бросились к нему. Грат остановил их рукою:

– Что ж, – не удивляясь, или делая вид после прочитанного вслух, произнёс он. – Было бы справедливым выслушать такое обвинение. Пусть… – Грат поколебался как назвать человека, – пусть… иноземец продолжит. И так, ты сказал, он лжет.

– Да, то есть… нет. Он говорит правду.

Первосвященник презрительно посмотрел на Андрея.

Надменный и спокойный взгляд говорил о том, что не только подозрительная одежда, но и само появление странного человека, не коснулись его уверенности в исходе дела.

«И кого не принесёт ветер из далеких пустынь», – подумал он, смерив того взглядом ещё раз, окончательно решив, что в страннике нет ничего, говорящего о знатности, а значит, отпадала и необходимость проявления интереса к досадному недоразумению. Спрашивать же о его родине и вовсе не следовало. Но дерзость, с которой незнакомец вмешался в разговор, каким-то образом пройдя сквозь охрану, была тому приговором. Первосвященник понимал это. И оттого спокойно выжидал. Стража неуверенно двинулась к иноземцу. Толпа загудела.

Грат снова поднял руку. Первые остановились, вторые стихли.

– Как понимать это? – ни один мускул не дрогнул на лице наместника. Ему, бывшему трибуну восьмой когорты, прошедшему три войны, а ныне, почетному командиру преторианской гвардии, выдержки было не занимать. Золоченое запястье с орлом на левой руке, полученное от самого императора за битву с маврами, указывало место любому, кто решался возомнить себя равным заслуженному ветерану.

– Так как понимать твои слова, иноземец? – повторил Грат свой вопрос. – В голосе появились угрожающие нотки.

– Разница в памяти. Вы можете остаться в памяти человеком, который вынес себе самый страшный за всю историю приговор. Сам и себе.

Наместник вновь с недоверием оглядел необычную одежду незнакомца.

– Понимаете, – с отчаянием в голосе быстро проговорил Андрей, – книга эта моя, то есть не моя, а переписанная моим двойником. Они подменили автора, дали ему всё, всё, что не просил. Изменили события. Такое возможно с каждым. И тогда на земле живешь уже не ты, а он. Не ты, а он видит каждый восход солнца. Не ты, а он произносит «люблю» твоим близким. Не ты, а он уже спит с твоею женой. И не спит, а насилует. Он богат, тщеславен и знаменит, но это уже не ты… – Андрей осекся.

Проконсул с подозрением продолжал смотреть на него.

– Я знаю, вам сложно поверить! Но в книге именно тот финал, к которому призывают они вас! – он указал на толпу в балахонах. – Это именно те, на которых зло не споткнулось. По пути сюда! Столько веков! Начало идет с праотцев, и первый из них, кого уговорило оно преступить закон, был Адам. Уговаривают сейчас и вас!

– Не слушай его, римлянин! – вдруг закричал первосвященник. Он расскажет тебе ещё и бред про замок, где желающие получить память и славу запечатлевают себя в книге! А ещё ты узнаешь про бедного Джеймса, которого этот, – он ткнул в Андрея пальцем, – убивал много-много раз в жизни! И сам! А ещё иноземец расскажет о катакомбах твоей… спящей совести! Таким оскорблениям не будет предела и числа! И ты, удостоенный особого расположения кесаря, будешь слушать все это? Да не он ли и есть то самое зло? Не он ли раздражает своими словами уже не только тебя и народ, – говоривший, не поворачиваясь, указал назад. – Но и читателя! Самого дорогого для него человека в мире! – Он запнулся, оттого, что сарказм выдавал злобу, но тут же, как ни в чем не бывало, продолжил – Разве были у тебя сомнения в собственной справедливости все годы эти? А в преданности нашей? Неужели обменяешь годы на мгновения, соединишь времена и действия! – При этих словах первосвященник затрясся и отчаянно задергал рукой, стараясь дотянуться до своего рта. Глаза расширились, голова неожиданно повернулась и, оглядываясь то и дело на стоявшего поодаль человека под стражей, он вдруг забормотал: – Я помогу тебе. Сделаю ещё шаг навстречу. Книга не только окажется твоей, ты получишь ответ на свой вопрос, волнующий многих. Ох, многих! К примеру, сейчас того, кто читает эти строки… нет… сидящему супротив меня! И если он в эту самую секунду, только в эту секунду, посмотрит на тыльную часть своего левого запястья, увидит Тигр и Евфрат в рисунке своих вен… место утерянного Рая…