– Принес?!

Стоявший растерянно огляделся, и тут же, вспомнив о чем-то, опустил руку в карман. Тот был пуст.

– Я нес дагерротип! – громко сказал он и с надеждой оглядел трибуны. Всё молчало.

Прошло несколько секунд.

– Я хотел найти… – начал он, но «колодец» прервал:

– Что оставишь мне?!

Мужчина опустил голову и пробормотал: – Теперь, нечего… – И услышал приговор:

– Испытать и не умереть… попробуй! Стерпи сначала на земле!!! Не всё и сразу!

Рокот голоса утих, арена дрогнула, просела и… обвалилась вокруг Андрея, обнажая подвалы и помещения внизу. Оттуда, будто из «преисподней», сквозь тучи пыли раздались рыки и рев, а сверху, тут же, обрушился гром аплодисментов. Едва устояв, мужчина попытался поднять голову, чтобы посмотреть, но не успел: круг неба потемнел, рев и вой ветра слились, песок посыпался на него, он зажмурился, что-то ударило по рукам, и всё стихло.

Казни назначались на после полудня. Андрей стоял на эспланаде, которая, расширяясь от полукружия колоннады за спиной, исчезала под ногами гудящей толпы. Майдан, ожидая жертвы, стонал от нетерпенья. Огромная площадь с сидящим на некотором возвышении человеком под красным балдахином ревела в неистовстве:

– Распять его! Распять! – группа людей, завернутых в светлые одежды похожие на балахоны, отличающие их от остальной толпы, странно ритмичными выкриками заглушала отдаваемые тучным преторианцем команды. Крики становились все громче и громче.

Чуть в стороне от балдахина, на площадке, окруженной цепью людей с короткими мечами, которые теснили разбушевавшихся, стоял человек с опущенной головой. Кусок ткани, скорее набедренная повязка, да клочки материи, свисающие с правого плеча – вот и все, что было на нем. Рядом вытянулись двое стражников.

Андрей перевел взгляд на толпу и увидел, как те, в одеждах, окружив одного из своих, проталкивались к ним.

– Смерть! Смерть самозванцу!

«Боже! Да ведь это древняя Иудея!» – мелькнуло в голове.

Вскинутые руки вдруг напомнили ему о чем-то уже виденном. «Конечно! Все походило на то, что случилось год назад. Он помнил чужой сон из книги: тогда, на опушке леса, у костра в белых балахонах стояли шесть человек. Каждый из них одной рукой держал бубен, ритмично ударяя по нему. Эти удары, отдаваясь в кронах деревьев, становились все громче и громче. Перерастая в непрерывный гул, они заполняли весь распадок, который уходил от костра на запад. Там, в глубине распадка, вдоль ручья, убегающего по низине от грохота бубнов, словно обезумев от притягательной силы магического звука, раздирая о ветки в кровь лицо и ладони, изо всех сил карабкались в гору три человека. Андрей, Безухов и Болконский. Как и сегодня проталкивались к балдахину эти несколько человек. Один тогда упал замертво.

«Сколько же будет сегодня?» – мелькнула мысль.

Он, только он тогда, как и сейчас, должен был вернуть их к тому склону, не дать добраться до страшной опушки.

Разбросать, погасить пылающие страсти костра, разорвать лгущие бубны, разогнать по темным прибежищам обманчивые балахоны, что стоят на каждом повороте, в каждый день жизни людей, обещающих им все, лишь бы свернули они. И начали выбирать их путь, снимать о них фильмы, навязывать их свободы, подписывать с ними договоры. Уже зная себе цену на занятом месте зловещего мира знамен и лозунгов. Калеча и убивая тех, кто идет прямо, не слушая, не поддаваясь, просто желающих жить, любить и откликаться.

Но сейчас Андрей был на площади и видел, как пробиравшиеся к возвышению достигли цели. Один смело шагнул к человеку под балдахином, протягивая ему книгу. Тот с недоумением повертел её в руках.

– К чему мне она?

– Наместник Грат! – громко начал тот. – Я, первосвященник иудейский, назначенный тобою же, послушное орудие в руках своего тестя, уготовляя смерть нам… – человек вдруг замер как вкопанный от произнесенных слов, но тут же, придя в себя и странно оглянувшись на удивленные взгляды, неуверенно закончил: – Принес тебе книгу будущего…

Грат, зная тягу к недосказанности служителей храма, в дикой провинции, куда занесла его судьба, вздохнул, продолжая вопросительно и с любопытством смотреть на первосвященника. Тот, уже взял себя в руки и уверенно продолжил:

– В ней ты можешь увидеть конец дня сегодняшнего. Конец… – конец твой и мой… – человек с ужасом зажал рот ладонью и огляделся уже по сторонам. Всё вокруг оставалось по-прежнему. Никто, казалось, не слышал оговорки. – Свой единственно верный и правильный поступок, – уже не так громко, как минутой раньше, добавил он. – Что обязан совершить.

Римлянин нетерпеливо поправил тунику. Он, старый воин, соратник великого Квинтилия Вара, так не привыкший к подобной витиеватости разговоров, имел совершенно другие планы на вечер. Стоявший, уловив смысл движения, заговорил быстрее:

– Что б так и случилось, как написано. И тогда о тебе помнить будут тысячи лет. А имя не сравнится с именами самых великих кесарей. Не сотрется в людской памяти до скончания времен!

Валерий Грат, наместник и проконсул, чуть усмехнулся:

– И что же написано в твоей книге, старик?