– Кто? Кто сказал тебе это, мальчик?!.. – выдавил Андрей.

– Дяденька. Слепой дяденька. Он видел маму. Просто не успел ей объяснить… она быстро ушла.

– Где? Когда ушла? Куда?

– В Колизей, конечно. Все почему-то туда хотят.

Ошарашенный мужчина растерянно огляделся, убеждаясь, что люди двигались, машины гудели… – «нет… не сон», – и снова повернулся к мальчику. Никого рядом уже не было.

Гудки слились, превратились в неприятный раздражающий звук, который перешел в звонкий трёкот будильника.

Он резко сел. Простынь закаталась и обнажила матрас. Но и в нем что-то свернулось и тоже обнажилось. Утро оглушило тишиной.

«Так. Решено. Сегодня». Андрей принял душ, побрился и, стараясь не смотреть на Галину Николаевну, вышел из дома.

Ишики-сан долго смотрел на фотографию, стараясь понять, как она получилась. Видя перед собой ту осень, красные листья, фрески и сторожа, он не мог вспомнить, в какой момент появилась в кадре эта сцена. Но сцена неизменно оживала, стоило фотографу прикоснуться к снимку:

Двое мужчин разговаривали. Один расположился в кресле и с любопытством, иногда посмеиваясь, слушал другого. Тот ходил в добротном халате по какой-то странной комнате со странной мебелью и размахивал руками, громко возмущаясь:

– Включишь телевизор, а там очередной сериал!.. – особая форма деградации не только актеров, но и зрителя. Нас с тобой, Виктор! Кривить не буду – целоваться умеют. Уверенно демонстрируют. Но Станиславский здесь не причем. Прием освоен до совершенства без него. Отточен. Они, скорее, поклонники Джорджа Сороса – отца безопасного аборта нового времени и «планируемой» беременности. Так надо помнить – о чем Сорос бы не говорил, он говорит о деньгах. О своих! Они этого не знают. Не желают знать! Умом простоваты. Тогда – добро пожаловать в «куклы». Игрушки для кукольников-режиссеров… где молодая графиня может кричать на горничную. В пору снова открывать «институты благородных девиц», а самим актрисам туда для воспитания подаваться.

Раздраженно вскинутые руки тут же спрятались за спиной.

– И опять блат выше совнаркома! Что ты будешь делать! – он зашагал быстрее. – А поделки-сценарии, наспех сляпанные «ребятами с нашего двора», а дворов у чиновников от кино много, которые пестрят репликами типа: «Не растопить каменного сердца!», хотя тает только «ледяное». Или «бросилась под рельсы», забывая, что под ними – шпалы. Под поезд, под поезд бросаются!

– Ну, ну… и классик ошибался: «Всходит месяц обнаженный при лазоревой луне»! – парировал тот, что в кресле.

Бьюсь об заклад, дорогой читатель, вы узнали в нем Крамаренко.

– Да нет, здесь вызывающе безграмотно! Гротескно! Пошло. И всё это озвучено, исполнено удивительно сговорчивыми, при виде гонораров, актерами. А белые подворотнички солдат на фронте? – говоривший сунул руки в карманы. – Порой неплохими, талантливыми актерами. Другие-то… бог с ними. Ну, не на всё же ради монет соглашаться… Ведь не бедствуют! Где же достоинство, честь, наконец?! Свои же ученики будут перемигиваться за спиной. А дети наши обречены изучать на «поделках» историю.

Борис Семенович подошел к окну и остановился с застывшим взглядом.

– Стыдно будет… за роли-то такие. Нет, брат, не жилец я среди них! – он повернулся к другу. – Пора уходить… – Метелица подвинул стул, опустился и закинул ногу на ногу и уставился в окно.

Крамаренко насторожился:

– Да брось, Борис, такие же…

– Как, такие же, Виктор? – перебил тот. – Я вот, джинсы ношу с другим чувством – наноситься не могу. В студентах бредил. По ним в шестьдесят безошибочно комплексы определить можно. Прошлые. А этим – просто удобные штаны. Как и роли, как и книги!

– Не спорь ты с «базаровыми»! Сейчас – пике, а завтра… Всё пойдет по кругу, зря тратишься.

– Да что сериалы! – собеседник не слышал. – А про ясновидящих?! Колдунов и магов! Они и есть – главная причина нездоровья общества, причина психосоматических расстройств человеческого «материала». Именно так «новомодные» называют нас! Не с экрана, конечно. Причем обнаглели – бога через слово поминают! Ты присмотрись на улице – каждый третий с ненормальным взглядом. Люди привыкли верить напечатанному или сказанному. Не допускают, что просто шоу. Но, о чем бы ни шел разговор в шоу, я повторю – это всегда разговор о деньгах. Прямых и закулисных. К примеру, чтоб «угадать» всё о «пациенте» – платят медсестре за медицинскую карточку. Банальный обман. И начинают мерещиться жертвам обмана всякие тени за окнами, всякие странности на кухне, мимо которых бы прошел, будь нормальным.

– Слушай, и это тебя трогает? – Виктор Викторович попытался успокоить друга. – У нас другая задача…

– Другая?! – перебил тот. – Увольте, милейший! Мы соучастники! – указательный палец хозяина уперся в собеседника.

Он встал.

– Не заметил, каким частым стало употребление слова «суррогаты»?

– Отчего же… Некое развитие термина «субкультура» коснулось и моего уха, – попыталось отшутиться «кресло».

– Иронизируешь? Хорошо бы мне твой оптимизм… всегда завидовал… – Метелица вздохнул. – Но к субкультуре теперь добавили биологическую составляющую.