Шрифт:
Он выплеснул на меня литра два своего зловонного дыхания.
— Не мели чепухи, — говорит, — никто не выходил за ограду виллы. Да и на чем они могли поехать в город? Автобус тут же вернулся назад, а на вилле даже самоката нет. Куда ты, интересно, клонишь?
Вижу, что все футболисты пробудились. Четверо за моей спиной слушают не отрываясь. Еще четверо снова принялись играть в карты. Остальные развязывают узел с Черным Свитером и Треножником.
— Полиция, — говорю, — нашла труп под кроватью в твоей квартире.
Ого Пальме понадобилось добрых сорок секунд, чтобы переварить эту новость, но, и переварив ее, он не смог вымолвить ни слова.
— Речь идет о центральном нападающем «Апатиа», — говорю.
Такое впечатление, что все вдруг окаменели. Слышен лишь шум мотора. Потом один очнулся, за ним еще один.
Слышу тихое «Ой!».
— Что он сказал?
— Кто умер? — спрашивает третий.
Потом все начинают говорить, кричать, забрасывать меня вопросами:
— Капустини?
— Умер Орала?
— Ну и дела, друзья!
— Значит, завтра игры не будет?!
— Но как все случилось?
— Его убили и сунули под кровать.
— А кто убийца?
Ого Пальма не отрывает от меня взгляда, и у меня такое ощущение, что вся кровь бросилась ему в ноги.
— Это шутка, — выдохнул он так тихо, что я в общем гаме едва его расслышал.
— Нет, не шутка, — говорю. — Твоя сестра пришла ко мне сегодня утром и поручила мне распутать это дело. Я частный детектив, и меня зовут Яко Пипа.
Вся команда осаждает меня, словно я прорвался с мячом к воротам и собираюсь забить гол.
Ого Пальма, работая локтями, протолкался вперед, и его нос очутился в десяти сантиметрах от моего.
— Не верю я всей этой истории, — говорит он.
— Есть у кого-нибудь транзистор? — спрашиваю.
Их нашлось сразу три, и из всех трех полились сообщения о курсе валют на бирже. Мы их прослушали молча. Потом стали передавать прогноз погоды на завтра.
Переменная облачность, если хотите знать, с вероятностью ливня вечером после игры.
А затем последовала новость.
«Как мы вам уже сообщали полчаса назад, — говорит диктор, — в квартире тренера „Буйни-клуб“ совершено зверское убийство. Жертвой преступников стал знаменитый футболист Капустини, центральный нападающий „Апатиа-клуб“. Вся команда „Буйни-клуб“ вместе с тренером исчезла неизвестно куда, и ее разыскивает полиция. Весьма вероятно, что завтра „Буйни-клуб“ не выйдет на поле. Но если команда и выйдет на матч, всех ее игроков немедленно арестуют. Населению, и особенно болельщикам, мы рекомендуем сохранять полнейшее спокойствие. Орала Капустини был одним из наиболее одаренных футболистов, он…»
Больше никто не слушает. Двое выключили свои транзисторы, а из третьего доносится невнятное бормотание.
Оглядываюсь вокруг и вижу лица, похожие на выстиранные и повешенные сушиться полотенца.
— Оказывается, это не басня! — говорит Ого Пальма. — О боже, какое несчастье!
Черный Свитер вскакивает и начинает бегать взад и вперед.
— Телефон, — кричит, — где телефон?
Даю ему подножку, и он растягивается на полу. Массажист выхватывает у него дымящуюся трубку и сует ему в рот.
— Но мы-то тут ни при чем, — восклицает один из игроков, — почему нас должны арестовать?!
— Придется вам убедить в своей невиновности лейтенанта Трама, — говорю, — а на это и недели не хватит. Он — упрямая башка.
Смотрю на Ого Пальму и вижу, что он разом все краны открыл. В профиль он сейчас похож на мокрую тряпку, которую яростно хлещет ветер.
Он так судорожно всхлипывает, что даже простейшую фразу выговаривает в три приема:
— А теперь… как же… будет?
— Об этом позабочусь я, — отвечаю, — даю слово, что завтра выйдете на поле. Берите вашего тренера, мальчики, постарайтесь его просушить и взбодрить.
Тут фургон затормозил и остановился.
Тонналярда открыл борт.
— Через два километра Длинные Столбы, — говорит он.
Я перепрыгиваю через борт.
— Сидите спокойно, — говорю. Закрываю борт, мы садимся в кабину и едем дальше.
Полкилометра спустя мы въезжаем во двор большой фактории, огибаем главное здание, сворачиваем на боковую тропинку, ведущую к стойлу, и направляемся к огромному сеновалу.
— Остановись здесь, — говорю.
Останавливаемся. Слезаю и иду к фактории.