Шрифт:
Она укололась о мою бороду и отпрянула назад сантиметра на два.
— Сожалею, что у тебя увели дружка, — говорю.
— Кого? Джимми Коросту? Тем хуже для него, — отвечает. — Я звала его к себе домой, а он тут уселся.
Она снова попыталась меня поцеловать и опять не попала в цель.
— Где у тебя губки, моя Стеночка?
— Он запасной игрок? — спрашиваю.
— Да. Бедняга! Ему так хотелось сыграть за основной состав, но до сих пор не удалось. Если бы не сегодняшнее несчастье, тренер, видно, так и не решился бы.
— Может, его потому не ставят, что ты выводишь его из формы? — говорю.
Она засмеялась.
— Я? — переспрашивает. — Да сегодня же первый раз!
Заключаю ее в объятия и сажаю на диван.
— Послушай, — говорю, — он за тобой ухаживал?
— Ну, немножко ухаживал… но я не отвечала… была тверда!
— Почему же ты уступила как раз сегодня вечером? Может…
Она не дала мне договорить. На этот раз ей удалось попасть точно мне в рот, и пришлось ее боднуть головой, чтобы высвободиться.
— Может, ты потому передумала и зажгла зеленый свет, что ему завтра играть? — говорю.
— Э, оставь… Ты часом не ревнуешь ли? — говорит.
— Где Тилла?
— Тилла? — переспрашивает, и я чувствую, что она на миг затаила дыхание, но потом опять вся словно растаяла.
— Зачем она тебе, моя Стеночка? Ведь у тебя есть я, не так ли?
Хватаю ее за руки и завожу их за спину.
Носом смахиваю прядь волос, ниспадающую ей на глаз.
Вижу, что он такой же, как первый.
— Где Тилла?
— Не знаю. Пусти меня.
— Скажи, где Тилла, тогда отпущу, — говорю.
— Клянусь, не знаю, — отвечает. — Прошу тебя, Стеночка, мне больно! Я ее уже три дня не видела.
— Зачем ты хотела заманить к себе сегодня вечером Джимми Коросту?
Она не отвечает и пытается проскользнуть у меня под ногами.
Отпускаю ее, и она уже встает на ноги, но тут я увесистой пощечиной отправляю ее в другой конец зала.
Сейчас танцует уже другая пара, а музыка иная, немного повеселее. Но прежняя парочка упорно топчется на месте.
Смотрю на колышущиеся в полутьме тени, протягиваю руку и на ощупь беру со столика стакан «бурбона». Осушаю его залпом, слегка, правда, поморщившись.
Это не мой стакан, и в резервуар потек не «бурбон».
Увы, это виски, которое здесь продают изрядно набравшимся клиентам, когда те уже не в состоянии понять, мужчины они или женщины.
Отыскиваю на стойке свой стакан и смягчаю немного неприятный привкус, оставленный мерзким виски.
А заодно роюсь в памяти и кое-что выуживаю.
Вспоминается, что в свое время я прочитал в газете о команде, вышедшей на поле в самом плачевном состоянии. Футболисты казались совершенно обессиленными. Они шатались по полю и, когда им попадал мяч, обнимали его и целовали, шепча: «Куколка моя!» Команда противника с величайшей легкостью забила двадцать пять или двадцать шесть голов. И кажется, тогда выиграл именно «Буйни-клуб»?
Теперь вспоминаю: тогда назревал грандиозный скандал, но ничего не удалось доказать.
Вот почему с той поры все команды, которым предстоит встретиться с «Буйни», за два дня до игры прячутся в тайное убежище. Только так можно спасти футболистов от обольстительных красоток, нанятых Ого Пальмой. Впрочем, и сам Пальма, чтобы не рисковать, прячет своих игроков.
Ну и нравы, друзья мои!
Вижу, что Пушинка поднимается.
Иду ей навстречу и обнимаю за талию.
Мы тоже становимся танцующей парой.
Наклоняюсь и говорю ей на ухо:
— Послушай, малютка, кто-то устроил этот чудесный вечер, чтобы игроки «Апатиа» вышли на поле полумертвыми. Что такая была задумка, я просто уверен.
Она явно принимает мою щеку за резиновую подушку и приникает к ней лицом.
— О моя Стеночка! — вздыхает она.
Танцуем. Делаю два шага вперед и останавливаюсь.
— Ты, — говорю, — и вся банда там наверху знали, где укрылась «Апатиа», и рассыпались по окрестностям в ожидании удобного случая. Из кожи лезть вам не приходится. Достаточно пройтись, покачивая бедрами, и зазывно улыбнуться, чтобы эти юнцы ринулись к вам. Едва до вас дошла радостная весть, вы все помчались в штаб. Джимми Короста за тобой ухаживал, но ты его отвергала, ведь он был запасным. Однако сегодня вечером, когда узнала, что завтра он будет играть, ты ему мило улыбнулась, и он бросился к тебе в объятия.