Шрифт:
— Кто это такие? Куда они идут? — допытывался Микелино у отца, но Марковальдо не отвечал и молча глядел на незнакомцев.
Один из них прошел совсем рядом; это был полный мужчина лет сорока.
— Добрый вечер! — сказал он. — Ну, какие новости вы нам принесли из города?
— Добрый вечер, — ответил Марковальдо. — О каких вы новостях спрашиваете?
— Ни о каких, это просто так говорится, — ответил незнакомец, остановившись; у него было белое полное лицо, и лишь у самых глаз щеки тронул румянец. — Я привык так говорить каждому, кто приходит из города. Ведь мы уже три месяца здесь живем, понимаете?
— И никогда не спускаетесь вниз?
— Э, когда врачам заблагорассудится. — Он коротко рассмеялся. — Да еще вот этому господину. — И он ткнул себя пальцем в грудь, снова рассмеявшись прерывистым, с хрипотцой смешком. — Уже два раза меня выписывали, говорили, что я совсем поправился, но, стоит мне вернуться на завод, тут же начинается кровохарканье. И меня опять отправляют сюда. Забавно, не правда ли?
— И они тоже? — спросил Марковальдо, указывая на остальных незнакомцев, которые разбрелись по лугу, и одновременно отыскивая взглядом Филиппетто, Терезу и Петруччо.
Толстяк расхохотался и прищурил глаза.
— У нас вечерняя прогулка перед сном… Мы ведь ложимся рано… И потому нам нельзя далеко уходить за границу.
— Какую границу?
— Вы разве не знаете? Здесь граница санатория.
Марковальдо схватил за руку Микелино, который, оробев, слушал, что говорит незнакомец. Вечер добрался до вершины холма; там, внизу, уже невозможно было различить их квартал, и Марковальдо показалось, что мрачная, серая тень, распростершаяся прежде только над кварталом, окутала теперь весь город и даже холм. Пора было возвращаться.
— Тереза! Филиппетто! — позвал Марковальдо и беспокойно оглянулся вокруг. — Извините, — сказал он незнакомцу, — я что-то не вижу остальных детишек.
Толстяк нахмурился.
— Вон они, собирают ягоды.
Марковальдо увидел, что на краю оврага у ствола вишни стоят мужчины в серых пальто; зацепив ветви своими изогнутыми палками, они наклоняли их и срывали ягоды. Тереза и ее братишки, страшно довольные, вертелись тут же, сгребали вишни прямо с ладоней незнакомцев и громко смеялись вместе с ними.
— Микелино! — крикнула Тереза третьему брату, который уже со всех ног бежал к ним. — Здесь полно спелых ягод!
— Уже поздно, — сказал Марковальдо. — Холодно стало. Идемте домой…
— Погуляем еще немножечко… — попросил Филиппетто.
Толстяк кончиком палки ткнул вниз, туда, где один за другим зажигались огни.
— По вечерам, — сказал он, — я со своей палкой гуляю по городу… Выбираю какую-нибудь улицу, длинный ряд фонарей и вожу палкой от огонька к огоньку… Останавливаюсь у витрин, встречаю приятелей, здороваюсь с ними… Когда будете бродить по городу, вспомните и обо мне. Моя палка пойдет следом за вами…
Вернулись ребятишки, они были осыпаны листьями и держались за руки санаторных больных.
— Как тут хорошо, папа! — сказала Тереза. — Придем еще сюда поиграть, да?
— Папа, почему мы тоже не можем жить здесь вместе с этими синьорами? — не удержался от вопроса Микелино.
— Уже поздно! Попрощайтесь с синьорами и поблагодарите их за ягоды. Ну! Пошли?
Они двинулись назад в город. Все пятеро устали. Марковальдо шагал, не отвечая на вопросы. Филиппетто стал проситься на ручки. Петруччо вскарабкался на плечи отца. Терезу пришлось тащить за руку. А старший, Микелино, шел впереди один, раскидывая ногами камешки…
ГОРОДСКОЙ ГОЛУБЬ
Перевод Л. Вершинина.
Весной и осенью, когда стаи птиц покидают наши края и устремляются на север и юг, они редко пролетают над городами. Обычно их путь высоко в небе пролегает мимо неровных клиньев полей, мимо узких долин, вдоль лесов и извилистых рек, и кажется, будто дорогу им прокладывает ветер. Но едва перед ними вырастают крыши бесчисленных домов, они сворачивают в сторону.
И все же как-то осенью стая бекасов пронеслась вдоль узкой полоски неба над городской улицей. Заметил их только Марковальдо, который всегда ходил задрав голову кверху. На этот раз он ехал на велосипеде и, завидев птиц, стал изо всех сил нажимать на педали, словно хотел их догнать. Его охватила охотничья страсть, хотя он в жизни не держал другого оружия, кроме солдатской винтовки.
Он так загляделся на птиц, что незаметно для себя поехал на красный свет, и на перекрестке его едва не сбила машина. Пока полицейский с багровым лицом записывал его фамилию и адрес, Марковальдо пытался отыскать в небе перелетную стайку, но птицы исчезли.
Когда на работе узнали, что его задержала полиция, оскорблениям и насмешкам не было конца.
— Для чего, по-твоему, семафоры поставлены? — кричал его начальник синьор Вилиджельмо. — Куда ты смотрел, пустая голова?
— Следил за стаей птиц… — ответил Марковальдо.