Ей придется обождать еще какое-то время: на снимках замелькали стюарды за работой. Парни в униформе выглядели скучно, как в рекламном буклете или даже в резюме. Зато девушки вели себя, как настоящие актрисы: смущенно улыбались, краснели, прятали руки под передники и даже прикрывали ротики ладошками. Все они были блондинками, у многих по коже рассыпались жизнерадостные веснушки. Моя угрюмая личность с поджатыми губами выглядела диссонансом в этом ряду. Опять! Очень неприятно узнать, что тебя тайком снимают люди со странностями …

Хуже только лежать под брезентом в спасательной шлюпке – скамья впивается то в бок, то в шею. Порывы ветра становятся резче, струи дождя нещадно лупят по брезенту, еще немного, и разгуляется настоящая буря, а здесь все провоняло сигаретами. Когда лодку в очередной раз качнуло, под руку мне прикатилась недопитая бутылка, под скамейку запихано полно мусора – обертки от шоколадок и упаковки от презиков. Как люди еще и трахаться умудряются в этой тесноте и духотище?

Я передернула плечами, чтобы немного размять их, перевернулась и потерла шею. Возможно, мадам питает тайную слабость к светленьким девчонкам в униформе?

Сомневаюсь…

Во всяком случае, в двух книгах я не обнаружила ни одного бисексуального эпизода. Скорее снимки девушек отправляли кому-то, чтобы получить одобрение на участие в этих своеобразных развлечениях. Если так – они точно снимали, а потом отправляли видео заказчику. Где-то он должен быть, этот гребаный фильм…

Лодку снова сильно тряхнуло. Неужели канат разорвался? Не может быть – я сама лично проверила все крепления во время последних учений. Просто ветер. Возвращаюсь к меню – Олаф любил попрекать меня тем, что я «все усложняю». Пусть так, но все мои усилия не имеют смысла, пока я не загляну в редактор видео.

Сейчас… перебрала несколько роликов, пока не добралась до заявочного кадра с мраморной ванной. Через бортик были переброшены мокрые светлые волосы. Нет, не хочу смотреть на такое! Но придется. Я должна быть уверена на сто, на двести процентов, только так я смогу решить, что делать дальше. Мой палец медленно накрыл треугольник, запускающий видео…

Ой-ё…

Ощущение, что в борт ударила очень большая волна – что-то надо мной механически звякнуло, шлюпка подпрыгнула, проплыла несколько метров по воздуху, спикировала носом вниз и стремительно полетела в холодную морскую пучину. Я бросила планшет не помню куда, успела перескочить из носовой части лодки к баку, чтобы суденышко сохранило равновесие и не зарылось носом в воду. Свалюсь в воду, промокну – все. Мне конец!

Главное, продержаться немного, совсем немного – все зависит от первых секунд.

В эти секунды мои мысли неслись в голове по кругу, искрошенные, как овощи в блендере, но все равно не поспевали за тем, что происходит. Сверху прямо в меня летел противопожарный багор, я чудом успела перекатиться – он пришпилил чехол к обшивке днища и застрял практически вертикально, в пробитые щели сочилась вода. Шлюпку швырнуло и потащило вверх, волна поднялась серьезная, с неба сыпалось мелкое, слепящее снежное крошево, лайнер нависал надо мной мрачной черной громадой. Там, наверху, тоже не сладко: ветер завывает в проходах и коридорах, лужи покрылись льдом, поручни и ступени за считаные минуты обросли ледяной коркой. Пройдет совсем немного времени – и команду выгонят скалывать лед, меня заметят и вытащат!

Главное, продержаться до этого момента, потому что ближайшая волна в щепки разнесет мое утлое суденышко о борт гигантского лайнера, никто не услышит ни треска, ни моего крика. Если только… Я ухватилась за веревку, торчавшую из люверса, намотала ее на ладонь и потянула чехол вверх, пытаясь поймать ветер – если я смогу закрепить это подобие паруса сверху за багор, как за мачту, развернуться в галфвинд [25] , то буду какое-то время скользить вдоль борта. Меня не расшибет сразу – если повезет, я продержусь достаточно долго и дождусь подмоги.

Там, наверху, сейчас не до меня: персонал убеждает гостей сидеть в каютах и сбивается с ног вокруг жертв морской болезни. Неутешительные мысли подстегнули меня, я исхитрилась закрепить крепкое, водоотталкивающее полотнище, перепрыгнула через скамью, потянула его на себя – почти как серфинг, только вместо наслаждения от скорости и ласковых солнечных лучей тебя бьет мокрый кусок ткани, а в лицо летят обжигающие ледяные брызги. Пока я елозила коленом по скамье, пытаясь закрепить нижний угол импровизированного паруса шкотом [26] за уключину, с борта судна плюхнулся в воду спасательный плот.

Мне пытаются помочь!

Пока я снова схватилась за край тряпки и попыталась подойти поближе, по тросу кто-то съехал сверху прямо на плот. Бурное море разделяло нас, льдинки впивались мне в лицо, как острые стекляшки, приходилось щуриться, глаза слезились от ветра, а лицо спасателя было скрыто капюшоном куртки, только спецжилет оранжевым пятном просвечивает сквозь снежную мглу.

С каждой новой волной трос, к которому крепился плот, натягивался сильнее, наконец, растянулся на всю длину, зазвенел, как струна, и лопнул! Плот отбросило в сторону, он отчаянно завертелся. Палатка на нем не успела развернуться – либо плот был поврежден, либо не успел наполниться воздухом, и стал погружаться все глубже. Я подобралась поближе – насколько вообще было возможно – и протянула весло человеку на нем, закричав:

– Хватайтесь, иначе утонете!

После нескольких неудавшихся попыток ему удалось уцепиться за весло, я подтянула его вместе с остатками плота к шлюпке. Вода уже уверенно перехлестывала через борта – надувные баллоны, из которых они состояли, стремительно скукоживались.

– Прыгайте! Прыгайте в шлюпку! Скорее! – я отчаялась докричаться сквозь ветер и так дернула весло на себя, что сама чуть не свалилась. От рывка человек буквально перевалился через борт, попытался выпрямиться и поправить капюшон.

От неожиданности и испуга я готова была выскочить в ледяную воду – рядом со мной оказался Андрес! Только не он! Сейчас спихнет меня в воду, огреет веслом, и все – никто не докажет, что я – не жертва стихии.

Я выставила перед собой руку, попятилась, забыв про парус и все остальное:

– Нет! Оставайтесь там!

– Лени! – он сдвинул капюшон назад – несколько бойких снежинок тут же запутались в его золотистых прядках – и тоже протянул руку ко мне. Кажется, он впервые назвал меня по имени, а не официальным, веющим прохладой «фру Ольсен». – Лени, все не так… как вы думаете! Я видел…

Шлюпка взлетала на самый гребень волны – вода больше не угрожала расшибить ее о стальную обшивку лайнера. Оглядевшись, я обнаружила, что течение отнесло нас довольно далеко от судна. При такой дрянной видимости вся надежда только на сигнальные дымовые шашки, которыми комплектуют спасательные плоты. Тщетная надежда! Плот ушел под воду раньше, чем мы успели снять с него хоть что-то полезное.

Лайнер удалялся от нас. Если капитан принял решение пережидать непогоду в открытом море, значит, просвета в этой круговерти не предвидится. Море мотало наш утлый челн из стороны в сторону, Андрес пытался удержать отяжелевший от влаги плот, все дальше свешивался за борт, вода плеснула ему в лицо:

– Черт!

Мне пришлось ухватить его за ворот спасательного жилета:

– Бросьте! Плот непригоден!

– Как же так?! Почему так?.. – Негодование Андреса напомнило мне мальчишку, которому вместо вожделенной игрушечной железной дороги бабушка на Пасху вручила сборник псалмов.

Канат опять больно врезался мне в ладонь, я крикнула:

– Лучше помогите. Надо править туда, – я без большой уверенности ткнула пятерней в смутную полоску берега. – Во фьордах вода спокойнее…

– Весь лед несет к берегу… Шлюпку затрет и расшибет о скалы!

– Нет! Волна высокая, проскочить в пролив вместе с ней – шанс выбраться живыми!

– На воде нас быстрее найдут!

Никто нас не ищет и не будет искать, пока штормит. Если вообще будут искать. Ветер относит слова, колючие снежинки залетают прямо в рот и тают на горячем языке, на теплой коже. Спор отнимает драгоценное тепло и силы, нет времени переубеждать Андреса. Я нахмурилась:

– Найдут – отлично! Если мы околеем – найдут наши трупы. Надо двигаться, чтобы согреться и выбираться самим. Быстрее выбираться!

– Лени… – Я могла разобрать только отдельные звуки да любоваться его спортивными, гибкими, как пружинная сталь, движениями. Не думаю, что раньше ему приходилось иметь дело с яхтами. Но вдвоем у нас все равно вдвое больше шансов выжить. Я страдаю настолько завышенной самооценкой, чтобы взять и поверить, будто Андрес примчался ко мне как добровольный спасатель. Боюсь, он успел натворить что-то такое, что заставило его срочно покинуть судно. Но если вместе мы утопнем прямо сейчас, будет не до разрешения романтической дилеммы, кого я повстречала на борту белоснежного круизного лайнера – ангела или демона.

Я пыталась удержать хлопавший угол ткани и крикнула:

– Потом объяснишь… Лучше помоги!

Объединив усилия, мы смогли вернуть брезенту статус паруса, кое-как выровнять лодку к ветру и развернулись к берегу, контур которого был намечен в белесой мгле. Течение было на нашей стороне, наше плавсредство быстро продвигалось к берегу, кусков и целых глыб льда вокруг тоже становилось больше – один такой здоровенный мини-айсберг мы едва успели отпихнуть веслом. Нам не надо было вычерпывать воду, поскольку пробоины от багра затянулись льдом. Но когда шлюпку стало мотать у берега, хрупкий ледок подтаял, и вода стала опасно хлюпать под подошвами ботинок.

Чем ближе мы подбирались к берегу, тем увереннее чувствовалось лукавство весенней погоды: секущая ледяная крошка сменилась влажными хлопьями, потом и вовсе туманом, густым, как сливочный суп. Разглядеть узкие, закованные в камень проливы, за которыми море разливается фьордами, непросто. Глаза разболелись от напряжения – я не могу толком разобрать выражение лица Андреса, где уж разглядеть береговую линию. Мы здорово вымотались и продрогли. Когда полупустая бутылка виски, которую я впопыхах сунула в карман, чтобы не споткнуться, и почти забыла о ней, вывалилась, я подобрала ее, открутила крышечку и отхлебнула. Умиротворяющее тепло растеклось по гудевшим от усталости мышцам, я протянула остаток Андресу – еще пригномится от холода раньше меня, придется таскать его за собой, а потом объяснять, что да как, то еще удовольствие:

– Хочешь?

Он оглядел бутылку с долей недоверия, но все же сделал глоток:

– Откуда это у тебя? Ты спряталась, чтобы напиться?

– Нет! Нашла… здесь, в шлюпке… – наш разговор снова оборвался.

Дед частенько говаривал, если кто решил выпить в море, то надобно плеснуть в воду, хоть самую малость, чтобы задобрить старинного морского духа Ньёрда, известного бедокура и выпивоху. Но я пренебрегла этим правилом, видно, суровому древнему ванну, хозяину морей и ветров, такое не понравилось. Он без промедления ниспослал нам высоченную волну, увенчанную седым гребнем из ледяных бляшек. Я чудом успела схватиться за борт шлюпки, раньше, чем меня вышибло прямо на острые камни. Нас отделяло от фьорда всего несколько секунд ужаса!

Шлюпку словно переместили в другую реальность.

Неистовый рев прибоя стих, ветра больше не было, а туман превратился в легкую прозрачную дымку. Юная изумрудно-зеленая травка пробивалась повсюду, голубоватые языки льда тянулись к вершинам скал и терялись в дымке. Лужицы сверкали там и тут, как рассыпанные драгоценности, а вода в самом фьорде – пронзительно-синяя и спокойная. Но никто не знает, что скрывается в ее вековой толще. Не удивлюсь, если однажды там обнаружат мифических «плотоядных арктических червей» или вполне реальных реликтовых водных хищников. Но меня пугает вовсе не это.