– Ведьма, жрец и волк, – угрюмо пробормотал Ксалтотан и расхохотался. – Глупцы, возмечтавшие о том, чтобы противопоставить свои детские шалости моему искусству! Одним мановением руки я сотру вас в порошок!

– Твое искусство – лишь соломинка на ветру, пифонская собака, – ответил жрец Асуры. – Ты не спрашивал себя, почему Ширки не разлилась и не заперла Конана в ловушке на другом берегу? Увидев молнии в ночи, я понял, что ты задумал, и мои заклинания рассеяли грозовые тучи еще до того, как они успели пролиться ливнем. А ты даже не заметил, что твое погодное колдовство не сработало.

– Ты лжешь! – вскричал Ксалтотан, но в голосе его не было уверенности. – Я почувствовал силу, использованную против меня, – но ни один смертный не может противостоять магии дождя, если только не владеет изначальным колдовством.

– Но наводнение, которое ты планировал, так и не состоялось, – возразил жрец. – Взгляни на своих союзников в долине, пифонянин! Ты привел их на смерть! Они попали в капкан, и ты не сможешь им помочь. Смотри!

И он показал на узкий гребень в верхней части долины, за спинами пуатанцев, из-за которого вылетел всадник, размахивая каким-то предметом над головой, блестевшим в лучах солнца. Он бесстрашно промчался вниз по склону, проскочил сквозь ряды гундерландцев, которые встретили его громовым ревом и с такой силой застучали копьями в щиты, что содрогнулись горы. На террасе между двумя армиями взмыленный конь встал на дыбы и затанцевал на задних ногах, а его отчаянный наездник заорал во все горло и принялся размахивать, как безумный, предметом, зажатым в руке. Это оказался обрывок алого знамени, и солнце заиграло на золотых чешуйках змея, который свернулся на нем.

– Валерий мертв! – торжествующе вскричал Хадрат. – Туман и барабан заманили его в западню, где он и встретил смерть! Я напустил этот туман, пифонская собака, и я же рассеял его! Я сделал это своей магией, которая оказалась сильнее твоей!

– Это не имеет никакого значения! – взревел Ксалтотан. Он являл собой ужасающее зрелище, глаза его метали молнии, а черты лица исказились. – Валерий был глупцом. Он мне не нужен. Я могу раздавить Конана без помощи людей!

– Так почему же ты медлишь? – насмешливо поинтересовался Хадрат. – Почему ты позволил стольким своим союзникам пасть от стрел и дротиков?

– Потому что для моего колдовства нужна кровь! – загремел Ксалтотан, и от звука его голоса содрогнулись скалы. Вокруг его головы засиял жуткий багровый нимб. – Потому что ни один колдун не станет тратить силы понапрасну! Потому что я предпочел бы сберечь силы для будущих великих дней, чем бездумно расходовать их в мелкой стычке! Но теперь, клянусь Сетом, я сполна воспользуюсь ими! Смотри, собака Асуры, фальшивый жрец негодного бога, и узри то, что навеки лишит тебя разума!

Хадрат откинул голову и засмеялся, и сама преисподняя засмеялась вместе с ним.

– Взгляни сюда, черный дьявол Пифона!

Его рука вынырнула из складок накидки, сжимая в кулаке какой-то предмет, вспыхнувший золотистым пламенем на солнце, в отблесках которого плоть Ксалтотана посерела и стала походить на разлагающуюся кожу трупа.

Колдун закричал так, словно его ударили в спину ножом:

– Сердце! Сердце Аримана!

– Да! Единственная сила, которая превосходит твою!

Ксалтотан, казалось, на глазах съежился, стал меньше ростом и постарел. Борода его поседела, а в волосах засеребрилась седина.

– Сердце! – пробормотал он. – Ты украл его! Собака! Вор!

– Не я! Оно проделало долгий путь на юг. Но теперь оно в моих руках, и твое черное искусство не может тягаться с ним. Так же, как оно воскресило тебя, так и отправит обратно в черные глубины ночи, откуда ты пришел. Ты вернешься темной дорогой в свой Ахерон, дорогой забвения и ночи. Темная империя не возродится, так и оставшись легендой и жутким воспоминанием. А здесь снова будет править Конан. Сердце Аримана вернется в пещеру под храмом Митры, чтобы долгие тысячелетия пылать там как символ Аквилонии!

Ксалтотан испустил нечеловеческий крик и побежал вокруг алтаря, замахиваясь кинжалом, но откуда-то – может быть, с небес, а может, из крупного драгоценного камня, что сверкал на ладони Хадрата, – ударил луч ослепительного синего света. Он попал прямо в грудь Ксалтотану, и горы содрогнулись от столкновения. Колдун Ахерона повалился как подкошенный, но еще до того, как коснуться земли, он изменился самым чудовищным образом. Рядом с алтарем лежал не труп только что убитого человека, а высохшая мумия, коричневая, трухлявая, неузнаваемая оболочка в сгнивших обрывках бинтов.

Старая Зелата строго взглянула на нее.

– Он не был живым человеком, – сказала она. – Сердце вдохнуло в него ненастоящую жизнь, которая обманула даже его самого. Я всегда видела в нем только мумию.

Хадрат склонился над алтарем, чтобы освободить простертую на нем девушку, когда из-за деревьев показался страшный призрак – колесница Ксалтотана, запряженная его диковинными лошадьми. Они молча подлетели к алтарю и замерли, и колесо колесницы едва не касалось коричневого высохшего тела на траве. Хадрат поднял колдуна и положил его на колесницу. Жуткие кони развернулись и понеслись на юг, вниз по склону. А Хадрат, Зелата и волк смотрели им вслед, глядя, как они удаляются по дороге к Ахерону – дороге, по которой не ступал ни один смертный.