Стали видны и прочие детали: узкая грудь, покрытая чешуйками, но отчего-то кажущаяся вполне человеческой, человеческие же руки, а вот ниже талии длинные журавлиные ноги заканчивались вывернутыми наружу ступнями с тремя пальцами, похожими на лапы гигантской птицы. По длинным конечностям пробегали трепещущие языки зеленого пламени. Конан видел его словно сквозь светящуюся дымку.

А потом вдруг существо оказалось совсем рядом, хотя он даже не заметил, когда оно сдвинулось с места. Длинная рука, заканчивающаяся изогнутыми серповидными когтями, взлетела в воздух и обрушилась на его шею. С яростным криком Конан стряхнул с себя заклятье и отпрыгнул в сторону, замахиваясь топором. Демон уклонился от удара, с нечеловеческой ловкостью отдернув узкую голову, и вновь в шипении пламени атаковал его.

Но раньше ему помогал страх жертв, с которыми ему приходилось иметь дело, а Конан не испугался. Он знал, что любое существо, облеченное в материальную форму, можно поразить материальным же оружием, какой бы отвратительный вид оно ни имело.

Движение когтистой руки сбило с головы киммерийца шлем. Чуть ниже, и с плеч наземь полетела бы его голова. Но Конана охватила свирепая радость, когда его меч по рукоять вошел в пах чудовищу. Он сумел отступить вбок, уходя от падающего удара, и вырвал свой меч. Когти прошлись по его груди, вспарывая кольчугу с такой легкостью, словно та была бумажной. Однако Конан прыгнул вперед с быстротой голодного волка. В мгновение ока он проскочил под беспорядочно размахивающими руками и вонзил меч в живот монстру, ощутив, как руки того сомкнулись и когти разрывают кольчугу у него на спине, стараясь добраться до жизненно важных органов. Холодное, как лед, зеленое пламя слепило его – а потом он яростным рывком высвободился из объятий слабеющих рук, и меч его описал в воздухе сверкающую дугу.

Демон пошатнулся и рухнул набок. Голова его держалась на тонкой жилке. Окутывающее его пламя злобно рванулось кверху, уже кроваво-красное, скрывая его силуэт. В ноздри Конану ударил запах горелой плоти. Стряхивая с глаз кровь и пот, он повернулся и побежал, слепо натыкаясь на деревья. Многочисленные раны и порезы на его теле кровоточили. Он машинально отметил, что в нескольких милях к югу виднеется зарево; должно быть, это горит какая-то хижина. А за спиной у него нарастал злобный вой, придающий ему сил.

На Грозовой реке разыгралось настоящее сражение; битва шла и под стенами Велитриума; война огнем и мечом прошлась по обоим берегам, и многие хижины поселенцев сгорели дотла, прежде чем орда размалеванных демонов отхлынула.

За штормом наступило непривычное затишье, и люди собирались в кучки и разговаривали приглушенными голосами, а мужчины с окровавленными повязками молча пили пенный эль в тавернах вдоль реки.

В одной из них к Конану Киммерийцу, мрачно глотающему вино из высокой пивной кружки из просмоленной кожи, подсел худощавый охотник с забинтованной головой и рукой на перевязи. Он единственный уцелел после падения форта Тускелан.

– Ты ходил с солдатами на развалины форта?

Конан кивнул.

– А я не смог, – пробормотал его собеседник. – Драки не было?

– Пикты отступили на ту сторону Черной реки. Что-то подкосило их боевой дух, хотя что именно – одному дьяволу известно.

Охотник посмотрел на свою забинтованную руку и вздохнул.

– Мне говорили, что там не осталось ни одного тела, которое стоило бы хоронить.

Конан покачал головой.

– Только пепел. Пикты сложили их кучей в форте и подожгли, прежде чем отступить за реку. И своих мертвецов, и людей Валанна.

– Валанн погиб одним из последних – в рукопашной схватке, когда они прорвались через стены. Они попытались взять его живым, но он вынудил их убить себя. Нас десятерых они взяли в плен; мы настолько ослабели от ран, что больше не могли сражаться. Девятерых они зарубили на месте. И только когда умер Зогар Заг, я сумел вырваться и убежать.

– Зогар Заг мертв?! – воскликнул Конан.

– Да. Я сам видел, как он умер. Вот почему пикты атаковали Велитриум уже не так яростно, как форт. Причем в бою он не получил ни царапины. Он приплясывал над трупами павших, размахивая топором, которым только что вышиб мозги последнему из моих товарищей. Он подскочил ко мне, завывая по-волчьи, – а потом зашатался, выронил топор и закружился на месте, крича так, как при мне никогда не кричало человеческое существо. Он повалился на землю между мной и костром, который пикты развели, чтобы поджарить меня; изо рта у него пошла пена, а потом он вдруг оцепенел, и пикты закричали, что он умер. В возникшей суматохе я распутал узлы на веревках и убежал в лес.

Он поколебался, но потом наклонился к Конану и заговорил приглушенным голосом:

– Я видел его лежащим на земле в отблесках костра. Его не коснулось оружие. Но в паху, на животе и шее у него появились раны, словно оставленные мечом, – и голова его едва держалась на ниточке. Что ты на это скажешь?

Конан промолчал, и охотник, зная, что в некоторых вопросах варвар отличается крайней немногословностью, продолжал:

– Он жил с помощью магии и умер от магии. Именно загадка его смерти подорвала боевой дух пиктов. Ни один из тех, кто видел его смерть, не сражался под Велитриумом. Они поспешили вернуться на другой берег Черной реки. А на Грозовой реке воевали те, кто ушел вперед еще до того, как умер Зогар Заг. Но их было слишком мало, чтобы взять город. Я шел по дороге вслед за главными силами, и от самого форта меня больше никто не преследовал. Я пробрался сквозь их боевые порядки и проник в город. Ты вовремя привел туда поселенцев, а вот их жены и дети едва успели попасть за ворота перед самым носом у размалеванных дьяволов. Не задержи их юноша по имени Бальт и старина Забияка, женщины Конайохары погибли бы все до единой, вместе с детьми. Я проходил мимо того места, где Бальт с собакой дали свой последний бой. Вокруг них грудой валялись мертвые пикты – я насчитал семерых, которым он раскроил головы топором, а пес выпустил кишки своими клыками, и наткнулся еще на нескольких на дороге, утыканных стрелами. Боги, там была настоящая бойня.

– Он был мужчиной, – сказал Конан. – Я пью за его дух и за дух пса, который не ведал, что такое страх. – Он глотнул вина, а остальное вылил на пол, сделав странный языческий жест, и смял кружку. – Головы десяти пиктов станут платой за него, и еще семерых – за пса, который оказался лучшим воином, чем многие мужчины.

И охотник, глядя в глаза собеседника, горящие свирепым синим огнем, понял, что варвар сдержит свою клятву.

– Они не будут восстанавливать форт.

– Нет. Конайохара потеряна для Аквилонии. Граница стала ближе. Теперь последним рубежом служит Грозовая река.