– Это – карта мира, который ты поможешь нам изменить, – отозвался Ораст. – Для начала мы хотим посадить Тараска на трон Немедии. Мы желаем сделать это без борьбы и кровопролития, причем так, чтобы на Тараска не пало и тени подозрения. Нам не нужно, чтобы страна погрязла в гражданской войне. Следует сохранить силы для завоевания Аквилонии. Если бы король Нимед и его сыновья умерли естественной смертью, например от чумы, Тараск взошел бы на трон как ближайший наследник, мирно и без сопротивления.

Ксалтотан кивнул, но не произнес ни слова, и Ораст продолжал:

– Следующая задача будет более сложной. Мы не можем посадить Валерия на трон Аквилонии без войны, а покорить это государство очень нелегко. Его воинственный народ закален в непрестанных стычках и войнах с пиктами, зингарцами и киммерийцами. Вот уже пятьсот лет Аквилония и Немедия периодически объявляют друг другу войну, причем победа всегда оставалась за Аквилонией. Ее нынешний король – самый знаменитый воин в западном полушарии. Он – чужеземец, искатель приключений, захвативший корону силой во время гражданской войны. Он задушил короля Нумедида голыми руками прямо на троне. Его зовут Конан, и в бою он не знает себе равных. Валерий является законным наследником трона. Король Нумедид вынудил его отправиться в изгнание, и он много лет не бывал в родной стране, но в его жилах течет кровь старой династии, и многие бароны втайне приветствовали бы свержение Конана, которого считают самозванцем без капли королевской или хотя бы благородной крови. Однако простой народ любит его, как и провинциальная знать, впрочем. Но если бы его армия в грядущем сражении потерпела поражение, а сам Конан был бы убит, думаю, тебе бы не составило труда посадить Валерия на трон. И в самом деле, со смертью Конана перестанет существовать единственный центр управления. Он ведь не является продолжателем династии; он – одиночка, искатель приключений.

– Мне бы хотелось взглянуть на этого короля, – задумчиво протянул Ксалтотан, глядя на серебряное зеркало, вделанное в стену.

Оно ничего не отражало, но выражение лица Ксалтотана говорило о том, что ему понятно его назначение, и Ораст кивнул с гордостью, какую искусный мастер испытывает, когда его достижения признает другой мастер.

– Я попробую показать его тебе, – сказал он.

Усевшись перед зеркалом, он уставился в его глубины, где вскоре начал формироваться туманный образ.

Зрелище было жутковатым, но все присутствующие в комнате знали, что это – не более чем отражение мыслей Ораста, воплощенное в зеркале, как мысли колдуна находят воплощение в магическом кристалле. Поначалу изображение было неясным и расплывчатым, а потом вдруг обрело резкость, и в зеркале показался высокий мужчина с мощной грудью и мускулистыми руками и ногами. Он был одет в шелка и бархат, и на его богатой накидке красовался золотой лев Аквилонии. Его прямо подстриженную черную гриву украшала корона Аквилонии, но огромный меч с широким лезвием подходил ему больше, нежели атрибуты королевской власти. Лоб у него был низким и широким, а глаза поражали яркой синевой, в которой чувствовался внутренний огонь. Его смуглое, испещренное шрамами, почти зловещее лицо выдавало в нем закаленного воина, и складки бархата не могли скрыть звериной силы и ловкости его фигуры.

– Это человек – не хайбориец! – воскликнул Ксалтотан.

– Да, он – киммериец, один из тех дикарей, что обитают на голых склонах северных гор.

– В старые времена я сражался с его предками, – пробормотал Ксалтотан. – И покорить их не могли даже императоры Ахерона.

– Они все еще остаются проклятием для народов юга, – ответил Ораст. – Он – истинный сын этой свирепой расы и до сих пор не познал горечи поражения.

Ксалтотан промолчал; он неотрывно смотрел на лужицу живого огня, лежавшую у него на ладони. За дверью вновь заскулила собака, жалобно и с подвыванием.

Год Дракона начался с войн, эпидемий и беспорядков. Черная чума шествовала по улицам Бельверуса, с одинаковой свирепостью убивая купцов в лавках, рабов в лачугах и рыцарей за пиршественными столами. Перед нею оказались бессильны самые искусные лекари. Люди шептались, что она стала наказанием им за грехи и похоть. Она разила быстро и беспощадно, как ядовитая змея. Кожа жертвы сначала обретала синюшный оттенок, а потом чернела, и еще через несколько минут человек погибал, задыхаясь от вони собственного тела, начавшего разлагаться еще до того, как душа прощалась с бренными останками. С юга непрерывно дул жаркий ветер, урожай высыхал на корню, а коровы и овцы погибали от бескормицы.

Люди молились Митре и роптали против короля; по всей стране поползли упорные слухи о том, что его величество предавался неподобающим занятиям и разврату в уединении своего дворца. А потом и туда заглянула ухмыляющаяся смерть, и вокруг ног ее вились жуткие испарения чумы. Король умер в одну ночь вместе со своими тремя сыновьями, и барабаны, отстучавшие по ним панихиду, заглушили зловещий перезвон колокольчиков, подвешенных на повозках, которые громыхали по опустевшим улицам, собирая умерших.

В ту же ночь перед самым рассветом жаркий ветер, что долгие недели сухо шелестел шелковыми занавесками, стих. С севера пришел ураган, и над башнями города разразилась страшная гроза с проливным дождем. Но утро выдалось ясным, чистым и свежим; растрескавшаяся земля покрылась невесомым одеялом зеленой травы, высохший на корню урожай уродился заново, и чума исчезла – ураганный ветер начисто смел ее миазмы.

Люди заговорили о том, что боги удовлетворились смертью злонравного короля и его отпрысков, а когда в тронном зале короновали его младшего брата Тараска, народ разразился столь восторженными воплями, приветствуя монарха, которому улыбались боги, что содрогнулись башни города.