Мирхенс покачал головой:

— Нет. Меня наняли добыть доказательства. Что я и сделал.

Вот так и вышло, что мы ему заплатили и он ушел. Оставил фото и скомканный кусочек туалетной бумаги.

— Ну, что будем делать? — спросил я.

— Доводить дело до конца, — ответила Марта. — Предъявлять снимки Лестеру Форгроуву.

— И кто пойдет предъявлять? — спросил я.

Она смотрела на меня в упор.

— Господи Иисусе Христе, Марта! — простонал я. — Я не могу. У меня духу не хватит. Ты ведь сама говоришь. Я не буду знать, куда деваться от стыда.

— Я думала, ты артист, — спокойно сказала она.

— Ну… дай мне немного времени. Я должен найти психологическое состояние. О Господи, это будет ужасно!

— Тебя ждет великая роль, — заверила она меня. — Питер, останешься на ночь?

— Считаешь, что я нуждаюсь в успокоении?

— Нет, — сказала она. — Я нуждаюсь. Эти чертовы картинки меня доконали.

Она выключила в спальне отопление и открыла окно. Стало жутко холодно, но ей так нравилось. Обнаженные, мы жались друг к другу под стеганым одеялом, и она говорила не умолкая.

Она рассказывала мне о своем детстве в маленьком городке в Огайо, о том, как она после смерти родителей переехала в Чикаго и получила место разносчицы коктейлей. Потом вступила в игру, зарабатывая хорошие деньги в публичном доме у матери Никки Редберн.

Ей всегда нравились наряды и модные вещи. Накопив денег, она завязала, приехала в Нью-Йорк, работала продавщицей в бутике. Она трахалась с нужными людьми и через пять лет стала менеджером «Баркаролы». Мимоходом вышла замуж за человека, который оказался азартным игроком и бродягой. Он исчез, предоставив ей растить сына.

Теперь, когда, казалось, не надо больше думать о деньгах, она столкнулась с главной в своей жизни проблемой: как быть с другом, будущим губернатором?

— Хотелось бы мне знать, как я на самом деле к нему отношусь, — сказала она. — Иногда кажется, что люблю. Иногда кажется, что это просто очередной джон.

— Он дает тебе деньги? — спросил я.

— Нет. Он дарит мне вещи. Драгоценности. Акции. Он подарил мне антикварного бронзового слона, который стоит целое состояние.

— А ты что ему даешь — уроки верховой езды?

— С него этого достаточно, — сказала она, сжимая кулаки. — Люди таковы, каковы они есть. У каждого свои маленькие слабости.

— А у тебя?

— Слоны. А у тебя?

— Убей, не знаю. Я даже не знаю, кто я есть.

— Ты артист, — сказала она. — Это профессиональный риск — не знать, кто ты есть. Ну что, созрел?

— Вполне.

— Пойдешь к Лестеру Форгроуву?

— Пойду, — сказал я, вздохнув. — Господи, Марта, иногда я готов подать на развод со всем человечеством.

Кинг Хейес сообщил, что уходит. Я вытащил из буфета его бутылку «Манишевич Конкорд» и налил ему стакан.

— Луэлла? — спросил я, и он кивнул.

Себе я налил коньяку, не потому что хотел выпить, а потому что тут нужен был тост. Мы чокнулись. Славный парень. Я в самом деле любил его. Мозги слабоваты, но славный.

— Не стану пытаться отговаривать тебя, — сказал я, — сам советовал тебе уйти. Но, надеюсь, ты хорошо все обдумал.

— Да! Питер, это шанс, правда? Я хочу сказать: допустим, ничего не получится. Мы просто расстанемся, и все.

— Господи, Кинг, зачем же ты едешь к ней, если думаешь, что ничего не получится!

— Я хочу сказать, не получится выглядеть в лучшем свете, — серьезно пояснил он. — Правда. Попробую делать все, что она велит, и посмотрю, что выйдет.

— Ты ей уже сообщил?

— Прошлой ночью. Она в самом деле обрадовалась. Сегодня идет покупать мне полотенца, зубную щетку, халат, всякие вещи. У меня все это есть, но если ей нравится…

— Кинг, не хочу тебя огорчать, но я никогда не встречал парня, которому нравилось бы жить за счет женщины. Лучше тебе подыскать работу, все равно какую. Даже если будешь получать меньше ее.

— Да я так и собираюсь, — грустно промолвил он. — Она говорит, будет платить за еду и за дом, но я не хочу брать карманные деньги как милостыню.

В каком-то смысле я завидовал ему. Он сделал попытку вырваться, и я надеялся, что она удастся. Сам я увяз слишком глубоко. И не уверен, что когда-нибудь захочу очиститься.