– Это вернет мне спокойный сон, Лавиани. И знание, что я поступила правильно.

– Смотрите! – внезапно сказал Тэо, оказываясь на ногах.

Пламя на их глазах меняло цвет.

По краям языков огня появился голубоватый контур, темно-синяя краска начала заливать костер, окрашивая все вокруг ужасающим светом, и сойка выругалась, а затем обнажила свой узкий рыбацкий нож.

– Без паники! – Шерон сделала несколько шагов от костра, глядя, как нарисованные ею линии горят белым светом, а над ними в медленном, плавном, величавом хороводе плывут снежные огоньки, каждый из которых был величиной не больше рыбьей икринки.

– Заблудившиеся? – Пружина, как и его спутницы, смотрел во мрак, но единственный из троих ничего не видел.

– Берег пуст. Но кто бы это ни был, он близко. Возможно, на скалах. Пожалуйста, не выходите за эти огоньки и, даже если вас что-то испугает, не бегите. Я могу не успеть прийти на помощь сразу двоим. Помните, что со мной безопаснее, чем без меня.

– Я не побегу, – улыбнулся акробат, но улыбка у него вышла кривой.

Шерон так некстати вспомнила высоченного широкоплечего кузнеца, как-то оказавшегося с ней на одной дороге к далекой ферме, где разводили овец. Парень похвалялся своими подвигами, рассказывал, как он силен и храбр, пытаясь произвести на девушку впечатление. Все изменилось, когда из укрытия выпрыгнул заблудившийся, ради которого она сюда и ехала. Ее спутник, тонко визжа от ужаса, бросился прочь, через ежевичные кусты, оставив невысокую, тогда еще семнадцатилетнюю девчонку в одиночестве. И сейчас она была рада, что ее спутники сделаны из совсем иного теста.

Они простояли больше часа. Но кроме грохота разбушевавшегося моря, больше не смогли различить никаких звуков. Огонь все так же горел синим. Наконец, устав, Шерон села.

– Почему они не нападают? – Лавиани не спешила убирать нож, хотя и понимала, что толку от него мало.

– Не знаю, но я рада этому.

– Надеюсь, с хрюлем все будет в порядке и его не сожрут, – пробормотал Пружина, глядя на синий огонь.

– Я тоже, – ответила Шерон.

Указывающая думала о том, что не будь рядом Талориса – и она бы не испугалась выйти за пределы стоянки, чтобы разобраться с проблемой. Но здесь, на безлюдной, незнакомой, странной земле, любой опрометчивый шаг мог привести ее к гибели. А с ее смертью двое других не выживут.

Ночь тянулась бесконечно долго, и становилось все холоднее. Они до рези в уставших глазах вглядывались во мрак.

– Вам надо поспать, – наконец сказала Шерон.

– Спать, когда в нескольких ярдах тот, кто заставляет пламя гореть синим? Ну уж нет! – возмутился Тэо. – Эй! Что ты делаешь?

Лавиани расстелила свое видавшее виды одеяло:

– Завтра трудный день. Я хочу быть к нему готовой. Огонь смущает меня куда меньше, чем скорая встреча с шауттом.

Акробат, признав правоту ее слов, тоже лег. Шерон осталась сидеть, собираясь сторожить их покой весь остаток ночи.

Просыпаясь, Тэо вздрогнул, машинально потер покрасневшие веки, сразу ощутив неприятное жжение, словно под них набили мелкого битого стекла. Глаза слезились, левое плечо ломило, в горле словно кол застрял, но, несмотря на отвратительное самочувствие, первым делом он бросил взгляд на костер. Пламя было чистого белого цвета.

Лавиани, на удивление, все еще спала, с головой укрывшись плащом.

– Ты всю ночь метался, – сказала Шерон, сидевшая напротив.

Она выглядела уставшей – под глазами появились тени, лицо осунулось.

– Опять кошмары. Если именно так становятся пустыми, то ничего приятного в этом нет. – Он сел, чувствуя, как ноют ребра из-за того, что пришлось лежать на холодном песке.

– Могу я взглянуть на твою спину?

– Не надо. – Он помотал взлохмаченной головой. – Не сейчас. Там нет ничего обнадеживающего.

– Конечно нет. – Лавиани потянулась. – Что вообще обнадеживающего может быть в знаке той стороны? Потерпи, мальчик. Мы почти добрались. Ты спала, указывающая?

– Не могла бы ты называть меня по имени? Хотя бы время от времени?

– Значит, не спала, – констатировала та. – Надеюсь, Шерон, это не помешает тебе быть бодрой.

– Я справлюсь.

Она предложила сойке вяленого мяса, но та скорчила рожу, словно ей предлагают съесть отбросы. Девушка пожала плечами и сама начала жевать кусок, впрочем, без всякого аппетита. Все эти часы ей приходилось контролировать периметр защитного барьера и следить за огнем. Кто бы ни находился рядом, он не потревожил их и ушел за час до рассвета.

Утро обещало быть хмурым и холодным. Ледяная роса, выступившая на камнях и редких пучках сухой травы, казалась мутной и такой же безжизненной, как и весь берег. Хрюль, с которым за ночь ничего не случилось, по брюхо зашел в воду и, то и дело опуская морду, искал водоросли.