Для государя, к тому же такого верующего, как Николай, коронация — день венчания с Россией — имела самое глубокое значение. Набожность для Николая — это еще и атрибут царской власти. Царя более не объявляли святым, как первых князей на Руси, но он должен был быть набожным, ибо для царя, как и для каждого русского человека, греховность измерялась отсутствием набожности. По старой традиции, пришедшей из Византии, коронование снимало с царя все грехи.

Кроме того, коронация происходила в Москве, что увековечивало главенство «третьего Рима» над Санкт-Петербургом. Новая столица — это «окно в Европу» — не являлась центром России. Правда, Петр Великий сделал ее символом мощи империи, но среди венецианских дворцов Петербурга Святая Русь чувствовала себя неуютно.

К тому же императорский город порвал сыновние узы, связывающие его с монархом: в нем убили Александра II.

Александр III после этого не любил Петербург, он предпочитал Москву. Да и Николай II чувствовал себя в столице не слишком уютно, ему больше нравились ее пригороды — военные лагери в Красном Селе или Царское Село, где он жил в дальнейшем с семьей.

Более того, именно в Москве коронованием скреплялся союз государя, его государства и церкви. В Москве также были погребены русские цари. Не раз во время своего царствования Николай высказывал пожелание провести Страстную неделю в Москве. В Москве он праздновал годовщину победы над татарами и столетие победы над Наполеоном при Бородине. Энтузиазм Москвы, с каким она готовилась к коронации и — позже, в 1913 году — отмечала трехсотлетие дома Романовых, утвердил Николая в его чувствах.

Предпочтение, отдаваемое Москве, имело также политическое значение: Москва воплощала старые традиции, традиции Древней Руси, тогда как Россия — империю. Победоносцев, который это прекрасно понимал, не случайно назвал сборник своих политических идей «Московским сборником».

Пока в Москве готовились празднества по случаю коронации, Николай и Александра уединились в загородном дворце Петра I, чтобы помолиться и получить отпущение грехов. И когда у них появился наследник, они назвали его Алексеем, именем самого набожного царя из династии Романовых.

Николай II предпочитал Москву Санкт-Петербургу: древний город был тесно связан с прошлым, тогда как Петербург, наоборот, воплощал современность, просвещение, атеизм. У Николая II нет прямых высказываний по этому поводу, тем не менее существует явная связь между его взглядами, его поведением и политической деятельностью. Но поскольку он не излагал своих взглядов в виде идей или концепций, его считали пустым человеком и слабым государем, находящимся под влиянием сначала матери, а потом жены. Говорили также, что последнее слово всегда оставалось за последним советником, с которым он разговаривал. На самом деле последнее слово оставалось за тем, кто разделял его взгляды. В противном случае собеседнику приходилось, покорно подчиняться.

При каждом удобном случае Николай II одевался на русский манер — носил рубашку — и говорил по-русски; на немецком и английском говорил только с домашними. Он любил русский язык, любил цитировать Пушкина. Из русских писателей он выше остальных ценил Гоголя, для которого в Петербурге «все дышит обманом. Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда весь город превратится в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях и когда сам демон зажигает лампады для того только, чтобы показать все не в настоящем виде». «…Иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские, в свою очередь, обыностранились и сделались ни тем, ни другим».

К тому же Николай II не любит Петра Великого, несмотря на то что преподававший ему историю Ключевский не питал враждебности к основателю новой столицы. «У него были большие заслуги, — признался однажды царь своему врачу, — но среди моих предков он нравится мне менее других. Он слишком восхищался европейской культурой и растоптал наши древние обычаи, доставшиеся в наследство народу».

Петру Великому он предпочитает его отца — набожного Алексея. А ведь Алексей был самым консервативным из всех царей, правивших Россией (1645–1676 гг.). Царь, взятый Николаем за «образец», был приятным, но слабым человеком. Советники обманывали его, но против них поднялся народ и освободил от них царя. В то же время Алексей одержал победу над мятежниками, над казачьим атаманом Стенькой Разиным, который грабил в Прикаспийских степях и распространял революционные веяния, поднимая крестьян против помещиков и царских чиновников. (Его схватили в 1671 г. и четвертовали.) Были и другие успехи: это в царствование Алексея украинцы сделали свой «исторический» выбор на Раде в Переяславе — принимая решение, чье владычество им предпочесть, пойти ли на присоединение к туркам или полякам, они выбрали Святую Русь.

Алексей был таким же набожным, как и Николай. Это в его честь в 1903 году император устроил самый грандиозный за все свое царствование костюмированный бал: весь двор нарядился в платья времен Алексея, чтобы воссоздать атмосферу и обычаи той эпохи. Подобная любовь к старине и такой консерватизм проявляются во всех вкусах императора. Он любил старинные иконы и строго придерживался традиционной орфографии. При нем возникла мысль внести изменения в орфографию: предлагалось изъять «твердый знак» в конце многих слов, не имевший никакого функционального значения. Спор по этому поводу приобрел поистине государственный размах; писатели, грамматисты и преподаватели разделились на два лагеря.

«Что касается меня, — сказал Николай доктору Боткину, — то я не смогу доверять человеку, который не ставит твердого знака в конце слов, я не доверю ему никакой ответственной должности».

Перед коронацией в Москве в течение нескольких недель царило необычайное оживление, поскольку церемония должна была продлиться пять дней; на различные приемы по этому поводу ожидалось более семиста приглашенных. Надеясь попасть на празднества, люди стекались в Москву со всей Московии. Предполагалось, что раздадут тысячи подарков.