— Уходи! — киваю я в сторону двери.

— Но…

— УХОДИ, — когда я ТАК говорю, все обычно предпочитают не спорить. Ксюша тоже не стала. Исчезла.

Я бросаю обоймы и коробку на кровать. Шестнадцать патронов в «Беретте». Две запасные обоймы. В коробке ещё тридцать два заряда — вот наш арсенал. Хватит? Нет?

— Закройте двери, — говорю я, — ты, Микса, смотришь в окна юго-запад. Ты, Два, северо-восток. Мне нужно подумать. Ясно?

Два и Микса расходятся в разные комнаты. Я прикручиваю глушитель. Ставлю пистолет на предохранитель и, спрятав его под подушку, сразу же засыпаю. Впадаю в анабиоз.

Мне нужно отключиться от окружающего. Совсем. Напрочь.

В этой глубокой дрёме я размышляю.

Не зря во сне, сменив на посту Кисю-Лялю, ублажающую своего Принца ртом, появилась Кривда, прошептавшая: «Думай, мой Принц».

Да.

Принц.

Принц Тьмы.

Думай. И заодно дай своему телу отдохнуть.

Привыкнуть, что ТЫ в него вернулся.

Когда я выпал, как звено, во мне исчезло всё. Словно разом разрядились аккумуляторы…

Но в аккумуляторе может сохраниться остаток энергии. Чуть-чуть. Для того чтобы лампочка мигнула, чихнул движок, проскочила искра.

Отсюда мои вспышки. И непонятные виденья, и неспособность видеть сны — проскочила искра — и…………………

Остаточное напряжение.

Разорванные куски.

Последние приветы от всех.

Симферополь. Вокзал.

— Ты что, Микса — куришь?

Раньше никогда не видел её с сигаретой, а теперь нервно дымит одну за одной. Причины её нервозности мне известны: Микса боится большого скопления людей.

— Ненавижу, когда вокруг столько людей, — говорит она, напряжённо смотря в стену. — Ощущение, что все на тебя пялятся.

— Скопофобия, — выдаёт Два, сидящий на чемодане и болтающий ногами.

Обычный с виду первоклассник. С виду.

— Что это ещё? — недовольно скосилась на него Микса.

— Ощущение, что на тебя все смотрят, — прокомментировал он.

Я хмыкнул.

Садимся в вагон. Мы купили все четыре места в купе. Два забирается на стол с ногами и выглядывает в приоткрытое окно. Микса сидит напротив и старательно избегает моего взгляда.

Микса — немка. Как и Кривда, собственно. Свихнувшиеся на идеях «RAF» две студенточки из весьма обеспеченной семьи. Им и деньги погибших родителей нужны были для финансирования RAFовских боевиков. Но они нашли кое-что получше. Нас. Меня.

Все Гансы, Максы и Фрицы померкли в глазах Кри.

Но Кри так и не смогла избавиться от своего акцента. А Микса говорит почти чисто. «Почти» — это маленький крючочек на кончике языка. Лёгкий налёт на русских словах. Похожий на прибалтийский говор.

Да. У Миксы куча комплексов. Можно сказать, что Микса — это и есть Фройлен Комплекс.

Она переживала, что младше Кри и что у той грудь появилась раньше.

Она комплексовала, что Кри — натуральная блондинка. Кри красивее. Кри умнее. Кри — то. Кри — сё…

Хотя сама Микса, если бы была повнимательнее, замечала бы взгляды, которые бросают на неё мужчины: стройная брюнетка с короткой стрижкой, симпатичная, если не сказать привлекательная.

И не Кри была источником комплексов Миксы. Так девчонку зашугали в школе во Франкфурте.

Невзлюбившие почему-то её одноклассники стреляли в Миксу из водяных пистолетов, подкладывали кнопки, вымазывали одежду чернилами. Обычная детская жестокость.

Кри училась в другой школе.

И у неё всё было наоборот. Достаточно просто посмотреть на Кри, чтобы понять это.

Однажды на каком-то школьном празднике мальчик подошёл к нарядно одетой Миксе и выстрелил ей в лицо из пистолета. Из водяного пистолета. Из водяного пистолета, наполненного ещё тёплой мочой. И Микса, зажмурившаяся, в мокром платье, сразу поняла, ЧЕМ именно в неё выстрелили.

— Бедная моя сестрёнка, — говорила мне Кри, рассказывая об этом случае, — она ТАК плакала, ТАК рыдала… Она просила маму больше НИКОГДА не отдавать её в эту школу. Хорошо, что мама послушала…

Да. Микса стояла, зажмурившись, а все дети вокруг смеялись. Потому что Курт заранее сообщил всем, чем заряжен его пистолет.

А перед этим смеялись, подставив ей подножку. А перед этим, когда сломали ей один каблук на туфельке и смотрели, как она, нелепо ковыляя, спешит к выходу. Неделя за неделей, месяц за месяцем…

Вот почему она не любит взгляды и чужой смех. Вот почему боится споткнуться на глазах у всех.

Боится выглядеть смешной.

— Катагелофобия, — сказал бы Два, если бы его спросили. Но его никто не спрашивает. Два мирно сопит в подушку. Уже глубокая ночь. Час назад мы благополучно миновали таможню.