Колье и впрямь лежало в одном из двух больших бра, что возле входных дверей. Оно было завернуто в клеенку и протиснуто в фарфоровый стаканчик. Признаемся, что место необычное и найти колье там было бы делом не совсем простым.

Блиндер был помещен для оказания первичной помощи в местную тюремную больницу. Затем его должны были этапировать в Москву, где по месту преступления его ожидали следствие и суд.

В тюремной больнице умный врач с золотым пенсне на носу поставил диагноз:

— Перелом шейки бедра!

Блиндер громким стоном демонстрировал правильность врачебного заключения. Однако уже через день пациент опроверг диагноз, исчезнув без стонов и неведомыми путями из лечебного учреждения. Для Соколова он оставил лаконичную записку с добрым пожеланием: “Зай гезунд!”

Прокурор назначил следствие, которое ни виновных, ни способа побега не раскрыло. Отметим справедливости ради: следствие дотошностью не отличалось. Впрочем, поговаривали, что к побегу каким-то боком был причастен сам блюститель законов — прокурор. А почему бы не уважить просьбу любимой супруги!

Но больше всех о медиуме скорбели достопочтенные дамы, любительницы спиритических сеансов. Более того: общим стало мнение, что несчастный узник напряг свои таланты и ушел сквозь стены, как это умел делать Гудини. Бывший одессит исчез навсегда, следы его более нигде не обнаруживаются.

Пострадал лишь слуга Иохим: он получил три месяца тюремного заключения. Поклонницы Шварца носили бедному мальчику передачи: красное вино и апельсины.

Что касается самого Гудини, то он по какой-то причине ужасно невзлюбил спиритов. Везде, где они ему попадались (а в те времена такого рода шарлатанство стало явлением распространенным), Гудини разоблачал вызывателей духов со всей беспощадностью. Даже российские большевики, из всех чудес любившие лишь одно — Великую Октябрьскую революцию, отдали дань восхищения Гудини. В 1927 году тиражом пять тысяч экземпляров в московско-ленинградском издательстве “Книгопечать” они выпустили в свет любопытную книжечку с описанием чудес американского еврея, которая называлась “Гарри Гудини разоблачитель спиритов ”. Сам же герой умер после одного из сеансов в 1926 году. В могилу он унес великую тайну своих подвигов.

Что касается квартиры на Садовой-Черногрязской, где Блиндер совершил “кражу века ” у синематографической звезды, то она на некоторое время стала московской достопримечательностью. Более того: именно в ней родился автор этих строк. Бывают удивительные совпадения!

Но много прежде Соколов вернул несказанно счастливой синематографической звезде ее колье. Звезда пылко поцеловала в губы сыщика и была готова на большую благодарность. Однако Соколов благородно сей порыв отклонил.

Москва находилась в счастливом ожидании. Близился день прибытия Их Императорского Величества Николая Александровича со своей Августейшей супругою Александрой Федоровной. Чтобы испортить народный праздник, черные силы политического терроризма замышляли самые страшные преступления. С коварством кровавых маньяков пришлось столкнуться и Аполлинарию Соколову.

Благоуханная летняя ночь царила над Москвой. Со страшной беспредельности бархатного неба беззвучно скатывались холодные слезинки падающих звезд.

В этот волшебный час в доме Соколова тревожно зазвонил телефон. Дежурный сыска, тщетно стараясь сохранять обычную бесстрастность тона, торопливо доложил.

— Господин полковник, тут история вышла. Сам господин губернатор Владимир Федорович Джунковский сказал вам приехать... Убит Доброво.

Соколов не поверил, решил, что ослышался. С начальником губернской канцелярии он был в самых милых отношениях и частенько встречал его, по делам службы бывал у всеобщего любимца — полковника Джунковского. Он спросил:

— Адрес?

— Овчинниковская набережная, владения братьев Поповых. Убитый снимал у них во дворе большой флигель. Да вы знаете, это рядом с пароходным обществом “Ока”. Шофер Галкин давно выехал к вам, поди, уже ждет внизу.

“Рено”, издавая отвратительные звуки рычащего мотора и по всему маршруту следования вызывая нервный собачий лай, подкатил к ажурной ограде владений Поповых. Городовой, стоявший на страже у ворот, вскинул руку к козырьку. Широкая дорожка, усыпанная мелким гравием и заботливо усаженная цветущими лилиями, оставив слева дом Поповых, вела к одноэтажному строению Доброво.

Здесь, возле резного крыльца, сыщик увидал многочисленных чинов полиции, охранки и губернского правления, хотя, как выяснилось, расследованием занимался лишь уголовный сыск в лице Кошко.

Послышались сдержанные голоса: “Соколов, сам

Соколов прибыл!” Навстречу уже спешил губернатор. Круглое, словно налитое кровью лицо трудно было назвать красивым, но глаза светились умом и весь благородный облик дышал простотой и душевностью. Он потряс руку Соколова:

— Кошко полагает, что дело уже распутано, но я настоял на вашем приезде. Скорый визит Государя требует особой тщательности в делах. Кстати, вы удивитесь: убийца Доброво — знаменитый Левицкий.

— Художник?

— Вот что делает ревность! Мой управляющий канцелярией был известный ловелас. О его амурной связи с красавицей Маргаритой — женой Левицкого, знала вся Москва.

— Прежде в таких случаях вызывали на дуэль! Это ведь оскорбление крайней, третьей степени.

— Безусловно! При неверности жены муж считается оскорбленным. И ему принадлежало право выбора оружия и рода дуэли, хотя сами условия дуэли решались секундантами. — Джунковский был горячим поборником восстановления дуэли во всех ее прежних, столетней давности, правах. — Все споры в благородном обществе решались благородно и чисто. А теперь — эта дикость! Душат соперников прямо руками. Впрочем, Аполлинарий Николаевич, пройдемте в дом, на место происшествия.