Мусульманам пришлось не лучше. Договор, обещавший Гранаде свободу вероисповедания, включая защиту мечетей, минаретов и муэдзинов, был быстро разорван. Испанских мусульман вскоре стали обращать насильно, а затем под конвоем отправлять в камеры пыток, чтобы дознаться, насколько искренни они в вере, которую им навязали. Инквизиция была не только доказательством идеологической чистоты Испании и ее притязаний на роль самой праведной христианской страны, но и еще одним следствием давней битвы между исламом и христианством на Пиренейском полуострове. А еще она привела к экономической катастрофе. В том же году османский султан Баязет II, сын и наследник Мехмеда Завоевателя, послал свой флот в Испанию, чтобы спасти как мусульман, так и евреев. Он пригласил беженцев в Стамбул как полноправных граждан, угрожая смертью любому турку, который будет дурно обращаться с евреем, и насмехаясь над близорукостью Фердинанда и Изабеллы, изгоняющих стольких ценных подданных. «Вы называете Фердинанда мудрым правителем, – потешался он в присутствии своего двора, – а он лишил богатств свою страну, чтобы обогатить мою!» [267] Костры религиозных войн, разжигаемые на Пиренейском полуострове, обернулись против Испании, и их дым будет зачернять ее еще несколько столетий.

Вычистив чужеродные элементы из собственных владений, королевская чета обратила свое внимание за их пределы.

Через несколько недель после завоевания Гранады Изабелла призвала Христофора Колумба и наперекор вердикту советников отказала ему в просьбе. Будущий первооткрыватель безутешно трусил прочь на муле, когда при дворе поднял вдруг голос министр финансов Фердинанда. Колумб, указал он, уже получил половину капитала для своего предприятия от итальянских инвесторов. В общем и целом оно обойдется не дороже одного недельного праздника, какие устраивались по случаю приема иностранных послов, и несомненно королевская казна способна изыскать требуемое. Возможно, состоятельный спаситель Колумба [268] уже тогда подозревал, что большую часть денег придется выложить ему самому; возможно, будучи крещеным евреем, он имел причины настаивать, что награда за обращение в святую веру Азии стоит риска.

Изабелла послала за Колумбом гонца, который застал его за подготовкой к отплытию во Францию. Условия Колумб выдвинул возмутительные: он получит десять процентов пожизненно от всех доходов с любых открытых им земель, он станет их губернатором и вице-королем, и он же будет контролировать назначение всех чиновников в колониях. И не в последнюю очередь: едва он достигнет суши, то будет назначен адмиралом Моря-Океана. Большую часть его условий приняли; впрочем, тогда никто не ожидал, что он преуспеет.

За полчаса до восхода солнца 3 августа 1492 года, когда заполненные еврейскими беженцами корабли боязливо выходили на восток из Кадиса, Колумб поплыл на запад в сторону Азии. Едва его небольшая флотилия благополучно отчалила, он сел в тесной каюте на своем флагмане «Санта-Мария», чтобы записать первые строки в судовом журнале, «ИМЕНЕМ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА», – начал он.

Колумб намеревался по возвращении преподнести получившуюся книгу Фердинанду и Изабелле, и адресована она была им. Он славил великую победу католических королей над маврами Гранады и праведное изгнание евреев и напоминал, что возложил на себя равно святую миссию:

«Ваши величества, будучи католиками и правителями, посвятившими себя христианской вере и ее распространению, и врагами секты магометан и всяческих идолопоклонств и ересей, решили послать меня, Христофора Колумба, в означенные области Индии, дабы я увидел означенных правителей и народы, и страны и [разузнал] настроения их и прочих, и способ, каким можно было бы произвести их обращение в нашу Святую веру, и повелели, чтобы я не держал обычный путь по суше на Восток, но проследовал туда через Запад, путем, про который по сей день неведомо наверное, ходил ли им кто-нибудь» [269] .

Скоро, добавлял он, он вернется с такими богатствами, «что не пройдет и трех лет, как суверены станут готовиться к отвоеванию Святой Земли и предпримут оное. Я уже обращался с прошением к вашим величествам позаботиться о том, чтобы все прибыли от сего моего предприятия были употреблены на освобождение Иерусалима».

За годы, прожитые в Португалии, Колумб отточил свой врожденный инстинкт мореплавателя, и через пять недель после отплытия с Канарских островов смотрящие завидели сушу. А вот умения руководить людьми ему недоставало: даже за столь краткий промежуток времени команды не раз грозили ему мятежом. Суша оказалась небольшим островком, но дружелюбные туземцы знаками показали, что поблизости лежит остров побольше. Колумб поплыл дальше, убежденный, что направляется в Японию, хотя туземцы называли это место Колба, и разведал часть побережья. К тому времени, когда «Санта-Мария» рождественским утром села на мель, он успел посетить третий остров и взял путь на Испанию.

Позднее выяснится, что это были одни из Багамских островов, Куба и Эспаньола [270] , но Колумб цеплялся за уверенность, что достиг Азии. Верно, Восток оказался далеко не таким, как он ожидал. Он нашел куст, запах которого отдаленно напоминал корицу, и орехи, которые, пусть мелкие и несъедобные, с некоторой долей воображения можно было принять за кокосы. Мастиковые деревья в тот год явно не плодоносили, а захваченное им золото оказалось железным колчеданом – золотом дураков. Островитяне в своих крытых соломой хижинах явно относились к самым бедным подданным великого хана, но нет сомнений, как писал он в судовом журнале, дворец хана расположен где-то неподалеку.

Когда ветра сбили потрепанную «Нинью» с курса и она вынуждена была причалить в Лиссабоне, новоиспеченный адмирал Моря-Океана отправил депешу королю Жуану. В ней он просил разрешения войти в королевскую гавань, где будет в полной безопасности и ему не будут угрожать охотники за сокровищами, и подчеркнул, что прибыл из Индий, а не из Португальской Гвинеи. Когда Бартоломео Диаш на весельной лодке подошел к «Нинье» со своего боевого корабля, возле которого бросил якорь Колумб, последний не удержался и похвастался пленными «индийцами», которых привез в доказательство своего потрясающего открытия.