Шрифт:
Он помнил боль и долгое падение в черный колодец. Он думал, когда падение кончится, он достигнет дна и тогда боль, наконец, пройдет, все пройдет, и наступит блаженное ничто. Иногда боль поглощала его целиком, он корчился и горел, но пламя тоже было черным, непроницаемо черным, оно забивало рот, заполняло внутренности, и он захлебывался собственным криком. Так было всегда.
Но однажды черные языки отступили, рассыпаясь на рваные кляксы, и он судорожно схватил ртом и легкими побольше воздуха, ожидая новой вспышки боли.
Но боль больше не приходила, зато он стал видеть свет. Мир стал светом и воздухом, где теперь тихо покачивалось его тело.
Тело? Неужели у него еще есть тело?
Конечно, если предположить, что у него есть тело, то стоит попробовать что-то сделать, почувствовать.
Он попробовал изо всех сил, но так и не понял, что у него получилось. Он не смог бы точно определить, получилось ли у него хоть что-нибудь.
Но откуда же свет? Что есть свет?
Тогда он вспомнил, что свет можно увидеть, для этого у него должны быть глаза. Ну конечно! Стоит только открыть глаза!
Что-то сдвинулось, изменилось, произошло, как будто далеко впереди приоткрылась узкая щелка.
Еще одно усилие!
Он несся к проему, который становился все шире и шире и вот, распахнулся, выпуская его в бесконечное пространство тумана и звуков.
Он хотел спрятаться, замер, попятился назад. Тогда туман стал сгущаться, становясь формой.
Это был кто-то, кто любил его.
Он вспомнил:
– Мама…
Губы Бориса шевельнулись и произнесли чуть слышно.
Маша склонилась к его лицу:
– Я здесь, – ответила она, – я с тобой.
Борис улыбнулся.
Маша поспешно нажала кнопку вызова. Медицинская сестра почти мгновенно зашла в палату.
– Кажется, он приходит в себя, – шепотом сообщила Маша.
– Сейчас позову доктора, – медсестра исчезла. Маша взяла Бориса за руку и, вспоминая, как мама делала это в детстве, когда Маша болела, принялась тихонько напевать брату забытую псенку. Она не помнила слов, тут же на ходу сочиняла что-то.
Вскоре вошел доктор вместе с взволнованной медсестрой, и Машу попросили подождать в коридоре.
– Выживи, Борька, – шепнула она, сжав руку брата, – ты должен выжить!
Не прошло и получаса, как мимо Маши пронесся Сергей Иванович, не заметив ее. В коридоре сразу стало людно, забегали медики, появились сосредоточенные мужчины в штатском.
– Суета, – вслух произнесла Маша и счастливо улыбнулась.
Она продолжала улыбаться в кабинете у доктора, куда ее вызвали. Она слышала, как медики сыпали непонятными терминами, как сердился Сергей Иванович, когда речь зашла о «еще нескольких днях, когда пациент сможет…». О, теперь все это было неважно! Важно, что Борька наконец-то пришел в себя, значит, все будет хорошо! Теперь все будет хорошо – убеждала себя Маша.
Потом ей снова разрешили зайти в палату к брату. Сергей Иванович вошел вместе с ней. Они смотрели на исхудавшее лицо Бориса Шахматова. Доктор сказал, что пациент теперь спит. Маша снова обрадовалась, ведь «спит», это не «без сознания»; спят все здоровые люди. Во сне они набираются сил, отдыхают, чтобы проснуться и продолжить жить в этом таком сложном мире.
– Вы останетесь? – спросил ее Сергей Иванович.
– Да, – кивнула она.
– Вызовите меня, как только он сможет говорить, – велел доктору Сергей Иванович.
Доктор нахмурился и промолчал.
– Мария Петровна, – сказал Сергей Иванович, – это очень серьезно. Ваш брат находится под защитой, как свидетель. Но это ваше решение, а не его. Постарайтесь помочь всем нам.
– Конечно, не волнуйтесь, – просто ответила Маша.
– Ладно, – вздохнул он, – мне пора. – Он пошел к двери, обернулся, – да, вот еще что, без моего ведома из города не отлучайтесь. Передвижение только с охраной.
– Понимаю, – согласно кивнула Маша.
– Вот и хорошо. До встречи.
Сергей Иванович вышел. Доктор последовал за ним, Маша осталась со спящим Борисом. Она присела рядом с его кроватью и смотрела на него. Радость переполняла ее, хотелось поделиться с кем-то, но она не знала, можно ли говорить об этом. Просто перебирала в уме имена близких ей людей, словно общалась с ними мысленно.
В этот момент ожил ее телефон, поставленный на режим виброзвонка. Она поспешно достала его из сумочки, глянула на экран, звонил Берестов.
– Ванечка, это ты! – тихонько ответила Маша.