— Это мэллорн владык, — объявил Халдир, — Келеборн и Галадриэль желают, чтобы вы взошли на их талан.

Один из стражей звонко протрубил в маленький рог, и сверху донесся троекратный отклик.

— Я пойду первым, — сказал Халдир. — За мной Фродо, следующим Леголас. Остальные могут подниматься в любом порядке, как заблагорассудится. Для многих из вас с непривычки подъем будет трудным, но по дороге вы можете отдохнуть.

Одолевая лестницу за лестницей, поднимались с одного флета на другой: площадки были установлены по разные стороны ствола, на разных ярусах ветвей, а некоторые были устроены так, что ствол проходил прямо сквозь них. Фродо потерял счет флетам и пролетам, прежде чем они взобрались на талан, своими размерами потрясавший воображение. На нем был выстроен деревянный дом, очень большой даже для наземного жилища людей. Войдя вслед за Халдиром внутрь, хоббит оказался в просторном овальном зале, посреди которого высилась мощная, сужающаяся кверху колонна — верхушка ствола мэллорна. Потолок отсвечивал золотом, изумрудно-зеленые стены покрывал серебряный узор. Помещение заливал мягкий золотистый свет, вдоль стен во множестве сидели эльфы, а у древесной колонны, на двух престолах под балдахином, представляющим собой живую ветвь, восседали Келеборн и Галадриэль. При появлении путников они встали, ибо, согласно эльфийскому обычаю, так приветствуют гостей даже могущественные короли. Оба были очень высоки, причем Владычица не уступала ростом Владыке, и облачены в снежно-белые одеяния безо всяких украшений. Волосы Галадриэли напоминали цветом темное золото, волосы Келеборна — яркое серебро. Их лица могли бы показаться юными, но сияющие, как звезды, бездонные, как море, глаза говорили об ином. В них угадывались величайшая мудрость, великие познания и память несчетных столетий.

Халдир подвел Фродо к престолам, и Келеборн приветствовал хоббита на Общем Наречии. Галадриэль не вымолвила ни слова, лишь окинула гостя пристальным испытующим взглядом.

— Присядь рядом со мной, Фродо из Хоббитании, — молвил владыка. — Мы поговорим позже, когда подойдут остальные.

Для каждого из путников у владыки галадримов нашлись слова приветствия.

— Добро пожаловать, Арагорн, сын Араторна. Тридцать восемь раз опадала листва за нашими рубежами с тех пор, как ты гостил у нас в последний раз. По твоему лицу видно, сколь тяжкими были для тебя эти годы. Но труды твои близятся к концу, хотя каков он будет, нам знать не дано. Здесь ты сможешь отдохнуть и на время забыть о своем нелегком бремени.

— Рад тебя видеть, Леголас, сын Трандуила. Жаль, что мы так редко привечаем здесь наших северных родичей.

— Приветствую тебя, Гимли, сын Глоина! Очень давно никто из народа Дарина не бывал в Карас-Галадоне. Но сегодня мы нарушили давний закон, и да послужит это знаком того, что, пусть ныне мир и омрачен, светлые времена не за горами и дружба между нашими племенами возобновится.

Гимли отвесил низкий поклон.

Когда гости собрались и расселись, владыка обвел их взглядом и удивленно сказал:

— Вас только восемь, а в послании Элронда говорилось о девятерых. Быть может, Совет изменил свое решение слишком поздно, чтобы мы могли об этом узнать? Разлог далеко, Тьма сгущается и пересылать сообщения становится все труднее.

— Нет, Совет решения не менял, — промолвила Галадриэль, и Фродо впервые услышал ее голос: музыкальный, как и у всех эльфов, но чуть более глубокий и низкий, чем у других эльфийских дев. — С отрядом выступил Гэндальф Серый, но границ Лориэна он не переходил. Поведайте, где он, ибо мне хотелось бы с ним о многом поговорить. Мир за нашими рубежами затянут Тенью, и я не могу проследить за его путями.

— Увы! — вздохнул Арагорн. — Тень-то его и поглотила. Он канул в бездну в пещерах Мории.

Эльфы, сидевшие вдоль стен, разразились горестными восклицаниями. Келеборн помрачнел.

— В последнее время мы часто получаем дурные вести, — сказал он. — Но эта — худшая из всех. Почему мне не доложили об этом раньше? — спросил владыка по-эльфийски, обращаясь к Халдиру.

— Мы не рассказывали Халдиру ни о нашей цели, ни о нашем походе, — ответил за разведчика Леголас. — Сначала было не до того, за нами гнались, ну а потом… Красота Лориэна почти заставила нас позабыть о нашей печали.

— И тем не менее, печаль наша неизбывна, а потеря невосполнима, — вступил в разговор Фродо. — Гэндальф провел нас сквозь мрак Мории, а когда казалось, надежды на спасение уже нет, он спас всех, но спас ценой собственной жизни.

— Расскажите, как это случилось, — потребовал Келеборн.

Арагорн поведал владыке эльфов о неудачной попытке перевалить через Карадрас, о решении спуститься в Морию, о могиле Балина в палате Мазарбул, о бегстве, подземном огне, отступлении через мост и явлении Ужаса.

— Похоже, то было какое-то зло, сохранившееся с незапамятной древности, — сказал он. — Я никогда не встречал ничего подобного. Тень и пламя, сила и ужас!

— То был балрог Моргота, — пояснил Леголас. — Самый страшный враг эльфов, не считая того, кто правит в Темной Башне.

— Да, — подтвердил Гимли, — я своими глазами видел на мосту Проклятие Дарина. — Голос гнома звучал тихо, а глаза были полны страха.

— Мы давно догадывались, что под Карадрасом дремлет Древнее Зло! — гневно вскричал Келеборн. — Но знай я заранее, что гномы снова растревожили Ужас Глубин, ни один из них не пересек бы нашу северную границу, пусть даже пришлось бы закрыть путь и для всех его спутников. А о Гэндальфе скажу одно — не ожидал от него подобного безрассудства!

— Гэндальф никогда не был безрассудным, — мягко, но веско возразила Галадриэль. — Мы не знаем, каковы были его планы, а они — его спутники — и подавно не знали. В любом случае решение принял он, и наших гостей обвинять не в чем. В том числе и гнома, его можно понять. Сам посуди, окажись наш народ в изгнании и получи кто-либо из галадримов, хотя бы и владыка Келеборн Мудрый, возможность хоть краешком глаза взглянуть на утраченную родину, разве он не воспользовался бы ею, пусть даже на месте его дома угнездился дракон?