Нас убрали, запись затрут и концы в воду. Все это похоже на какой-то сговор, — закончил Марков.

— Ты, капитан, хочешь сказать, что остальных никто искать не будет? — спросил Артем. — Давида не будут искать? И Князя, ясный перец, тоже никто не будет тревожить.

— Не будут! — согласно кивнул головой Марков.

— Так, — протянул Цветков. — А как же заместитель министра? Он обещал приложить все силы на поимку преступников.

— Я думаю, что кто-то, еще выше его, перекрывает кислород. Наверно, и министр знает суть дела. А если дело стопорят в начале расследования, все наверстать потом невозможно. На Житной не любят включать задний ход. А время, как дождь, неумолимо смывает все следы, — опять с грустью сказал капитан Марков.

— Нет, Эдик, я Пал Тихоновича знаю, если он пообещал, то не свернет в сторону. Я, пожалуй, не буду его пока напрягать. Уверен, он не оставит мою просьбу без внимания. Правда, пока его работы не видно, раз прикрывают всё. И что же дальше делать, «муромские головы», нам посоветуют?

— Завтра к обеду, думаю, многое станет ясным. Тогда мы можем начать свое расследование, верней, продолжить начатое. Полковник Сайга явно не на нашей стороне, и его не зря назначили свернуть дело.

Сергей Лось сидел хмурый и безучастный. Он пил только боржоми, еда не шла в глотку, но он знал, что после отвоза Цветкова, вернувшись, домой, он нальет себе стакан смирновской и постарается забыть, что у него не стало любимой работы.

Цветков заметил настроение водителя и сказал:

— Сергей, прекрати паниковать и не падай духом, я устрою тебя в хорошую контору. У меня в сухопутке есть надежный товарищ, он в штабе вооружения и техники. А хорошие водители им всегда нужны.

— Но там, как узнают, почему я вылетел с ГШ, начнутся проблемы, — ответил Сергей.

— Пусть знают! Высоцкий, знаешь, и пил, и наркоманил, а ты его уважаешь?

— Конечно, о чем разговор.

— А о том Серега, что власть — это еще не народ и дружба,

— Ну, вы хватили, Владимир Иванович, опять парня в военку. Сергея надо пристроить не в Армию, а на гражданку, где платят не гроши, а нормальную зарплату. Куда-нибудь поближе к нефти и газу, чтобы не сводил наш товарищ концы с концами. Чтобы бабки нормальные получал. Надо искать пацанов, по Афгану. Тех, кто его возьмет, на серьезный оклад и нормальную работу, — сказал Артем.

— Я согласен с тобой, Артем, а пока я предлагаю первым приказом нашего подпольного штаба назначить Сергея водителем на мою машину. Машина застрахована, я делаю генеральную доверенность и бросай ее, где хочешь после поездок, случись, что со мной — твоя машина, Серега. Все, Артем, в приказ!

Артем что-то пометил в своем блокноте.

Чуть-чуть захмелевший Цветков улыбнулся и про себя отметил, «Не зря Артем столько лет был начальником штаба дивизии, все записывает, помечает, а значит, все будет на контроле, и мы победим». А вслух сказал:

— Я предлагаю назначить начальником оперативной группы капитана милиции Маркова. Несмотря на то, что я в обиде на вас, опера, я считаю вас профессионалами. То, что вы после увольнения не драпанули по углам, а находитесь с нами в готовности продолжать расследование, смягчает вашу вину, давая возможность восторжествовать справедливости. Спасибо! Короче, я предлагаю, без шуток, заняться серьезным профессиональным поиском остальных бандитов. Работать так, чтобы продумывать все на десять шагов вперед. Все распоряжения прошу уточнять через полковника Шмелева. Я попробую навести контакт через своего, бывшего, особиста, с контрразведкой. А также есть очень крутой мужик с ГРУ, хоть он и в запасе, но мне в помощи не откажет. Я в Афгане их тогда, зажатых безнадежно «духами», вытащил десантниками с разведбата. Мы поддерживаем связь, и он живет в Москве. Он, правда, был уволен по дискредитации звания офицера, ударил в зубы своего зажравшегося начальника. Я такие разборки не приветствую, но знаю, что врезал он этому гаду за дело.

— Владимир Иванович, сейчас главное — это оперативная связь, мобильный транспорт, прослушка, оружие и деньги, — сказал Марков, — у нас, я думаю, тоже будут помощники.

— Еще надо бы иметь связь, на крайний случай, со спецназом, СОБРом или ОМОНом, — добавил Ворсенко.

— Это я беру на себя, — подымая руку, сказал Шмелев.

— И я знаю такого человека, который, минуя начальство, может в трудную минуту, на свой риск, подскочить на помощь, — сказал Цветков, — но я тоже не очень себе представляю работу по задержанию бандитов без оружия.

— А пока, видимо, никак, надо собрать информацию без шума и пыли, — вставил свое Шмелев.

— Не сложно стрелять в воздух, а на поражение? — сказал Марков.

Артем продолжал все помечать в своем блокноте. Генерал курил и пил кофе.

Вдруг все сразу замолчали. Наступила тишина, и почему-то, каждый боялся ее нарушить, спугнуть, пока еще не тревожную, не гнетущую, тишину. А просто затянувшуюся паузу в их беседе. Видимо, каждый начал сознавать, что делают они сегодня что-то особенное, похожее на какой-то заговор или дело, не очень ординарное, где сотрудники МВД и боевые офицеры объединяются против беспредела и бандитизма. Если верить словам Шульца, то на их совести лежит не один труп. А дело прикрывают. Будет ли он когда-нибудь, справедливый суд? Вот если бы собрать родственников погибших владельцев машин и недвижимости, тех, кто хочет найти убийц и оказать помощь в этом, то, наверно бы, и места не хватило в квартире полковника Шмелева. Но это будет агрессивно-мстительный шалман, а не боевая организация. Молчание нарушил генерал Цветков:

— Товарищи! Мы не имеем права, да что там говорить о каких-то правах. Мы должны, верней, каждый из нас сделать выбор: или остаться в тени, или победить. Победить хоть чуть — чуть в этом «бардаке» и доказать всем, что такое офицеры, что есть боевое братство и что есть честь, и, я не побоюсь сказать, пусть это покажется банальным и пафосным, патриоты России. Правильно будет и справедливо выйти из этой схватки без потерь, — Цветков задумался на десять-пятнадцать секунд и продолжил: — По большому счету, я знаю, как надо навести порядок в Стране. Во-первых, беспощадно наказывать любого, кто попытается воровать. За попытку угнать машину — пятнадцать лет, за попытку незаконно завладеть недвижимостью — двадцать лет, с причинением телесных и моральных травм хозяину — двадцать пять, с убийством — давать пожизненное.