Они сидели на ступеньках какого-то храма. Вика долго вытирала рукой горлышко бутылки, потом глотнула.

— Индийский. Гадость, — скривилась она.

— Другого не было.

Она глотнула снова. И еще. Протянула бутылку ему. Игорь помедлил и тоже выпил. Виски действительно был дрянной. Игорь зажег спичку из купленной в той же лавке коробки. Вика закурила, выпустила дым.

Она сильно загорела и похудела. Серые глаза стали еще больше, скулы и подбородок заострились. Раньше она не курила; ее лицо в сигаретной дымке показалось ему чужим. Чужой казалась прическа, закрытая блузка, длинная юбка.

— Давно прилетел? — спросила она.

— Вчера ночью.

— А меня как нашел?

— Сам не знаю. Мы здесь покупаем кое-что по работе. Вот и зашел в лавку.

— Понятно, — кивнула она. — Ну конечно, это же тебе не Дели и не Москва. Здесь вся торговля в центре, на этом пятачке. Тут все и встречаются. Я наших из посольства иногда два раза на день здесь вижу…

Она говорила спокойно, отчужденно, не глядя на него и куря глубокими затяжками.

— Дай еще! — Она взяла бутылку, глотнула.

Они долго молчали. Никто не обращал на них никакого внимания. Улочка жила своей жизнью: прошла важная, спокойная корова, прошествовал полуголый паломник-садху с посохом в руках и тюрбаном на голове, пробежали голопузые, смуглые до черноты дети с серебряными браслетиками на ногах.

— Моих в Ташкенте видел?

— Нет, — он качнул головой. — Знаю, что живы. Отец на пенсии, болеет. Мать работает.

— Стенокардия у него… Посылала ему лекарство, новый препарат из Англии, такой в Ташкенте ни за какие бабки не найдешь. Все пришло обратно, даже пакет не развернули…

— Да, с лекарствами у нас там хреновато, — кивнул Игорь.

— Да? А с чем не хреновато?

Игорь пожал плечами.

— Вообще-то за эти два года кое-что изменилось… Реформы.

Вика отбросила сигарету.

— Ну ладно. Давай спрашивай, Сабашников. Ты же приехал не про реформы говорить. У тебя есть что спросить. Спрашивай. Я отвечу.

Игорь молчал, слов не было. Было странное ощущение пустоты. Не такой, совсем не такой он представлял эту встречу. Тысячу раз представлял и ни разу не угадал.

— Тебя, наверное, ждут, — пробормотал он.

— Кто?

— Ну… муж.

— Нарайян? Мы с ним уже больше года в разводе.

Странно, но его это сообщение нисколько не удивило. Чего-то похожего он ждал. Вика не была бы Викой, если бы не приготовила для него чего-нибудь в этом духе.

— Что ж так?

— Да так. У нас с самого начала не очень-то клеилось…

С трудом сдерживаясь, он спросил тихо:

— А зачем же… зачем же тогда замуж пошла?

Она увидела его глаза, но не отвела взгляд:

— Вот так и пошла. Хотела из Ташкента уехать, хотела принцессой побыть. Мир посмотреть, себя показать…

— Ну и как? Посмотрела мир?

— Кое-что видела.

— И себя показала?

— Нет. Пока не успела.

Игорь почувствовал, что от этого ее спокойного тона в нем нарастает что-то, похожее на удушье.

— Что-то я не врубаюсь… — качнул он головой.

— А ты и не врубишься. У тебя другая группа крови. Есть вещи, которые…

— Насрать мне на все эти «вещи», — не очень громко сказал он. — Ты же продала меня, блядь. Ты же со мной трахалась, а потом к нему бегала, сука. Разве не так? Не так?

Он уже не сдерживал себя, он готов был ее убить. Только ударить не мог.

— Нет, — ответила она. — Не так.

— Ну а как, объясни!

Глубоко и жадно затягиваясь, она смотрела в сторону.

— Знаешь, Сабашников, есть у меня подруга, американка. Она активная феминистка. И я иногда очень хорошо ее понимаю. Ну действительно, почему вы, мужики, все до единого, как только охмурите бабу, так сразу хотите сделать ее вещью, собственностью, своей личной принадлежностью, вроде зубочистки в кармане или ночного горшка под кроватью? Ну почему?

Игорь не ответил. Он мог возразить, но что-то мешало ему, он не до конца понимал ее.

— Ну поженились бы мы с тобой — и что дальше? Сидели бы в этой твоей комнате в общежитии или в палатке на раскопках и досиделись бы до того, что возненавидели бы друг друга.

— Почему возненавидели? — удивился Игорь. — Жили бы, как другие живут…

— Как другие? — усмехнулась она. — Именно этого я и не хотела. И сейчас не хочу. Не-хо-чу, понимаешь?

Она по-прежнему смотрела в сторону.