– Вы знали. Да?
– почти прошипела Кэт.
– Вы знали, что он умрет?

Я кивнул. Не вижу смысла отрицать очевидное.

– И ничего мне не сказали!
– крикнула она.

Я молчал.

– Вы думаете, я маленькая, чтобы знать такие вещи заранее? Ошибаетесь! Лучше правда, чем ложь. Я бы все равно уехала, если бы отец сказал!

– Кэт, я...

– Помолчите, пожалуйста! Будь я постарше, я бы вас ударила. А пока не допрыгну!
– у нее заблестели глаза.
– А я ведь начала вам доверять! И вам, тетя Сэлл, - она повернулась к Сэлл, - но вас я не виню. Вы могли и не знать. Но он, - она, не оборачиваясь, ткнула в меня пальцем, - должен был сказать мне об этом заранее!

Она снова повернулась ко мне и почти что в приказном тоне сказала:

– Пропустите меня!
– руки ее сжались в кулаки, губы чуть дрогнули. Но сама она по-прежнему держалась стойко. Как настоящий воин.

– И куда ты пойдешь?
– спросила Сэлл.

– Не знаю. Все равно, - бросила девочка.

Я отошел. Пусть идет. Ей нужно подумать. Телепортироваться без посторонней помощи еще не сможет. За пределы лагеря тоже не пройдет, везде стоят защитные поля. Так что пусть идет. Кэт, проходя мимо меня, сказала:

– Знаете, я вас сейчас почти ненавижу! Странная эмоция для девочки семи лет?!

Сказав это, она вышла. Вскоре я услышал ее бег. Хорошо, что бежит. Это тоже выплеск эмоций.

– Ты и правда знал?
– спросила Сэлл, подходя ко мне.

– Да, - я крепко обнял ее, - и иногда я кажусь себе самым жестоким созданием вселенной.

– Возможно. Но я тебя все равно люблю.

Я поцеловал ее, и прошептал в губы:

– Спасибо...

***

Вечером, перед речью, которую я должен был произносить на центральном помосте, я осматривал себя в зеркало. Терпимо.

– Он не мучился?
– неожиданно раздался голос из-за моей спины.

Я обернулся. Передо мной стояла Кэт.

– Нет, - ответил я.
– Он поджег дом, и потом застрелился.

Кэт кивнула. А потом неожиданно бросилась ко мне и обняла.

– Хоть вы меня не бросайте, - говорила она и плакала.

Я поднял ее на руки и, вытерев ей слезы, сказал:

– Постараюсь. Я очень постараюсь. Но если что, есть еще Сэлл.

Кэт посмотрела на меня и кивнула.

– Дядя Виктор, почему так? Почему я все время остаюсь одна? Мама ушла, папа тоже. Друзей у меня нет. Ну почему все так?!
– она снова заплакала, уткнувшись лицом мне в рубашку.

Я гладил ее по голове, успокаивая. Потом сказал:

– Ты не одна. Меня тоже многие бросали, а от других я уходил сам. Но это не повод грустить. Мы, к счастью, все смертны, и какая бы ни была жизнь, заканчивается она одинаково.

Кэт, перестав плакать, посмотрела на меня.

– Как вы думаете, а где сейчас мой папа?

– Не знаю, но ему там явно лучше, чем здесь. Возможно, с твоей мамой.

– Я тоже на это надеюсь...

– Разрешите войти?
– раздался голос снаружи палатки.

– Разрешаю, - сухо ответил я.

В палатку вошел парень из моего лагеря, один из старших лейтенантов.

– Сэр, пора. Все собрались и ждут вас, - сказал он, отдав честь и вытянувшись по стойке смирно.

– Вольно. Идите к остальным. Сейчас выйду.

Парень еще раз отдал честь и вышел.

Я посмотрел на Кэт.

– Ну, пойдем? Мне надо выступать.

– Хорошо, только я к тете Сэлл. Не люблю, когда на меня смотрят люди.

Я хмыкнул:

– Они и так будут смотреть на тебя. Ты же единственный ребенок лагере... Ладно, пойдем, - я опустил ее на пол и взял за руку.

Потом мы с ней вышли из палатки. В лагере стоял легкий гул. Люди и нелюди переговаривались. Все-таки через полчаса наступит новый 2073 год. Наверное, у каждого из них есть свои планы на жизнь...

Взглядом я нашел Сэлл и подвел к ней Кэт. Та тут же схватила Сэлл за руку. Сэлл выглядела, по-моему, просто восхитительно. Длинное, в пол, платье с рукавами, которые спускались колокольчиком до кончиков пальцев. Ее волосы были распущены и ниспадали на спину почти до пояса, они чуть мерцали под отсветами светильников. Глаза тоже светились легкой загадочностью...

– Эй! Вик, закрой рот и иди на помост. На меня еще насмотришься, - с улыбкой привела меня в себя Сэлл.

Я моргнул, улыбнулся и пошел на помост.

Как только я взошел на него, все сразу замолчали и внимательно на меня смотрели.

– Вы все со мной давно, - начал я. Никогда не планировал то, что буду говорить, всегда полагался на, так сказать, импровизацию.
– Кто-то чуть дольше, а кто-то и имени моего еще не запомнил.

Некоторые заулыбались, но все по-прежнему молчали, и мой голос разносился далеко за пределы лагеря.