– Операция выполнена успешно, однако из вылета не вернулись три машины. Один из Та-3, и… майор Суворов со своим ведомым, старшим лейтенантом Микояном…

– … ты уверен, что я это пел?! – спросил тихо, говорить громко мне здоровье не позволяло.

– Да, товарищ капитан. Вот, у меня все записано, слово в слово.

– Мать!

Быстро пробежав глазами текст я только застонал.

– Как я понимаю, ты ничего не помнишь? – вдруг послышался от дверей голос Никифорова. Его голос я точно не с кем не спутаю.

– Не помню! – хмуро ответил я.

И вот тут-то и выяснилась настоящая сущность особиста, он мне даже пить не давал в течение двух часов самого настоящего допроса, разве что без применения спецсредств.

– Да не помню ничего!!! – уже орал я в конце опроса.

– Обои вспомнил, вспомнишь и остальное, – невозмутимо ответил Никифоров.

Перехватив мой взгляд, брошенный на кобуру висевшую на спинке, усмехнулся и вдруг сказал:

– Ну все, хватит на сегодня.

– А что подобная пытка повторится?

– Конечно. Выступление у тебя получилось просто замечательное, это Политотдел фронта так считает, но вопросы по репертуару все равно будут, – ответил он, вставая и убирая в планшет блокнот с записями.

– Весело.

– Возможно. Все, пока, встретимся позже.

Махнув вслед особисту, невольно ударив по локтю другой рукой, показывая, где я видел его допросы, после чего повалился на подушку и простонал:

– Воды!

Через пару минут, немного придя в себя вышел из землянки, морщась от солнца, лучи которого отражаясь от таявшего снега бившего прямо в глаза.

– Полк! – внезапно рявкнул кто-то, очень похожим на голос Стрижа: – Смирна!

Прищурившись, я посмотрел на строй летчиков, механиков и техников. Похоже, тут был ВЕСЬ полк.

– Товарищи! Лучшему летчику, певцу и композитору… Ура! Ура! Ура!

Я стоял и смущенно улыбаясь смотрел на ребят.

– Спасибо ребята, – только и сказал я, на глаза начали наворачиваться слезы.

– Это тебе спасибо сынок, – положив ладонь мне на плечо, ответил подполковник Стриж, рядом молчаливой глыбой стоял комиссар.

– Да вроде не за что, я же не помню ничего…

– Может быть, но «Песню потомков» я не забуду никогда. Знаешь, мурашки вот с такой кулак по спине бегали, когда я тебя слушал, – показал крепко сжатый кулак комполка.

«Уже «офицеров» окрестить успели» – мысленно вздохнул я.

Через минуту меня захлестнула волна однополчан, никогда в жизни до этого я не получал столько хлопков по плечу, объятий, и жадных поцелуев, это медички постарались из полкового санвзвода. Еще через полчаса я сидел за длинным столом и с тоской смотрел на спиртное вокруг.

Следующий день особо внимание не привлекал, в основном занимался с сотрудниками Политуправления фронта, которые выдернули меня из полка и поселили в гостинице в Керчи, что мне совсем не понравилось. Сегодня должны были придти новые машины, которые мы заказали пару дней назад вместе с летчиками из Центра.

Однако и политруки были в своем праве, это даже я вынужден был признать. За состоянием бойцов в окопах тоже надо следить, и давать им передышку, и как не подобные концерты отвлекут их хоть на маленькое, но счастливое время без войны.

Это тоже надо учитывать, вот местные почесав затылки, и решили создать юмористические концерты, составляя конкуренцию музыкальным.

Точно не знаю, но слышал краем уха в Политотделе, что это была идея самого комиссара Мехлиса, мол, именно он придумал создать эти выездные бригады. Правда – нет, не знаю, но местные сотрудники носились как наскипидаренные.

В течение дня, сам подкинул пару идей, даже назначили время следующего выхода в эфир. Через три дня, о чем и сообщили в местных новостях. Меня только одно позабавило, раньше местное радио транслировало Москву, теперь пришел приказ, мой выход в эфир будет транслировать Москва.

К обеду следующего дня меня вызвали в полк, оказалось нас с ведомым должны были награждать, за что не понятно, но нужно готовиться. Пока Степка собирался я сбегал и осмотрел свою новенькую машину. Истребитель был хорош, если бы выбирал сам, тоже положил бы глаз на него, в общем, не зря доверился ведомому.

Утром мы при полном параде, выехали в Керчь, в штаб фронта, где и должен был проводиться награждение.

Я тупо смотрел на маузер в своих руках, пытаясь понять, как такое могло случиться? Однако, как не смотрел, дарственная табличка так и не исчезала, продолжая сверкать на весеннем солнце.