Бесспорно, пищу для размышлений журналистка предоставила мне весьма богатую, хоть и неоднозначную. Но после определенных раздумий над основной частью ее рассказа, я все же пришел к выводу, что за ней никто не следил. А уж убивать?.. за что? Убивать лишь на том основании, что – предположительно! – существует какая-то связь между давно умершей актрисой и ныне живущей девушкой? И Лоре показалось (а может и нет, ну и что из того?), что с нею в школе-интернате не были откровенны все те, с кем она беседовала. А в какой школе, скажите на милость, будут делиться своими секретами с журналисткой? Тем более в женской обители, то есть монастыре! Уж там-то наверняка есть свое кладбище скелетов и в прямом и в переносном смысле. Так что я склонен был думать, что у Лоры, скорее всего, на данный момент существуют проблемы психического характера, уж не знаю, на каком основании. Собственно говоря, что тут думать! Может ли оставаться в нормальном состоянии нервная система и психическое здоровье эмоциональной и впечатлительной женщины, если она живет (не менее семи лет!) в трехэтажном замке, интерьер которого выполнен в мрачном готическом стиле, и «опекают» ее бородавчатые жабы, «улыбчивые» крокодилы и змеи с «добрыми» глазами, пусть даже и ненастоящие? Многим бы хватило и меньшего количества времени, чтобы слечь с психозом… Тем не менее, чтобы остановиться на таком объяснении происходящего с Лорой, нужно отсечь другие версии. А ведь нельзя исключить и сочетание двух и более возможных вариантов развития событий. Поэтому все гипотезы нуждались в дополнительной проверке. Разумеется, причины для этих непонятных явлений были: нет дыма без огня. Но прежде всего женщине все же не помешало бы обследоваться.

Казалось, она почувствовала мой пристальный взгляд, но, вероятно, неправильно его истолковала. Расправив плечи и воинственно вздернув несколько тяжеловатый подбородок, Лора прямо и открыто посмотрела мне в глаза:

– Ты знаешь, Марк, мне очень стыдно, что я так раскисла. Мне же и раньше угрожали, пытались купить мое молчание… или, наоборот, требовали, чтобы я написала заказную статью… да к каким только методам не прибегали. Но никогда мне не было так страшно, как сейчас. – Голос журналистки прервался, чуть помолчав, она продолжила: – Ужасно жить в состоянии маниакальной паранойи… всюду мерещатся враги, а собственный дом превратился в съемочный павильон какого-то триллера. – Лора вновь задумалась, очевидно, пытаясь что-то вспомнить. Она поставила пустой бокал на стол и нахмурила темные густые брови. Между ними образовалась складка, и Лора, спохватившись, вновь попыталась разгладить ее указательным пальцем левой руки. Хотя, по-видимому, этот жест помог ей вытащить из памяти что-то еще: приятельница вскинула на меня почти радостный взгляд.

– Марк, ну даже если предположить, что у меня тогда была обонятельная галлюцинация, но ведь после применения ионизатора запах все же исчез. – Она вопросительно посмотрела на меня, спросив: – Думаешь, самовнушение?

– Возможно. Насколько мне известно: такие случаи бывали. Впрочем, на этот вопрос могут ответить только специалисты. – Разлив по бокалам бренди, я спросил:

– Ты сказала, что ничего не было взято, как и оставлено. И мы как-будто сегодня вечером в этом убедились. Тогда зачем сюда кто-то приходил, к тому же остался не замеченным видеокамерой наружного наблюдения?

– А этот неизвестный мог поменять запись, например, продублировав другой день?

– Я просмотрел их, но в этом я тоже не специалист. Попрошу Фрэнка проверить. – Я задумчиво посмотрел на змею, пытающуюся проглотить «время». До полуночи оставался час. Что ж, у меня появилась отличная возможность в самом ближайшем будущем лицезреть призраков воочию. С некоторым усилием мне удалось оторвать свои мысли от жутких эпизодов из фильмов-ужасов, но почему-то не с участием безобидных приведений, а с картинами кровавых разборок зомби и вампиров. – А почему – «он»? – очнувшись, спросил я.

– Не знаю… Интуиция подсказывает.

– Ну для краткости, пусть будет «он». Хотя… уж если против тебя организована кампания, то «они» – будет вернее. Но все рано я не понимаю смысла… если только…

– Что? – воскликнула Лора, взволнованно повысив голос.

– Возможно, тебя кто-то хотел запугать именно таким, необычным, способом больше похожим на розыгрыш. И вся «ряженная» слежка, быть может, рассчитана именно на это.

– В таком случае, у этого любителя розыгрышей дурной вкус.

– Не исключено. Но если его целью было тебя расстроить – ему это удалось. А ведь о твоих обонятельных способностях знают не так уж много людей.

– Надеюсь. Во всяком случае, я не демонстрирую их на телевидение.

– Но почему нет письма с угрозами, как это было раньше?

Она замолчала, задумавшись и сцепив руки в замок.

– Вот этого я не знаю. А может, еще не время, – вновь огорчилась женщина, мельком глянув на часы. И мне стало вполне очевидно: ее страшит предстоящая ночь. Лора пригубила бренди и, по-видимому, только мое присутствие сдерживало женщину в желании основательно нагрузиться алкоголем. Я ее не осуждал и, в принципе, понимал. Со стороны легко давать советы, но когда сам оказываешься в сложной ситуации, собственная пресловутая мудрость куда-то испаряется.

Будто продолжив мои мысли, журналистка тихо и удрученно промолвила:

– После моих систематических кошмаров, я уже и сама смогу написать не один сценарий для триллера.

– Лора, полагаю, разгадка твоих снов куда проще, чем все остальное. Это всего лишь подсознание сигнализирует о каких-то болезненных процессах, происходящих в твоем организме. – Мне пришла в голову мысль о ее проблемах со здоровьем. – Тем более ты сама мне как-то жаловалась, что у тебя стало пошаливать сердце.

Женщина задумалась. Затем, расслабленно раскинувшись на спинку кресла, она ответила:

– С таким выводом я могла бы согласиться, но как быть с призрачными тенями, которые появляются в то время, когда я бодрствую?

– У меня есть на этот счет имеется слабенькая версия.

– Какая?

– Изложу ее позже… – я ободряюще улыбнулся, – скоро, как только проверю.

Женщина устало вздохнула, подавив зевок.

– Не знаю, может быть, я несколько преувеличиваю опасность, – вяло проговорила она. – Я даже не могу сказать, что существуют серьезные причины чего-то опасаться. – Помолчав минуту в раздумье, она спросила: