Шрифт:
— Любовь это когда двое понимают друг друга настолько, что один отвечает на невысказанный вопрос другого. Любовь это когда слабые стороны вызывают большую нежность, чем сильные. Любовь это когда на хрупкое существо, которое ты ощущаешь, как цветок на ладони, можно опереться, как на скалу. Любовь это когда та, которую ты заслоняешь от бед и испытаний собой, никому не позволит нанести тебе удар в спину. Любовь это когда каждый день тебе кажется, что вчера ты любил еще не в полную силу своей души, что оставались незадействованные резервы, а вот теперь… Наконец, любовь это… Все. Дальнейшее — молчание… если ты позволишь мне еще раз процитировать Шекспира.
Он действительно замолчал, молчал и Дан, он просто не мог опомниться.
— Маран, — выговорил он наконец. — Маран, боже мой! Какой счастливый ты человек!
— Благодаря тебе, Дан, — отозвался Маран после короткой паузы.
— Мне?!
— А кому же? Если б ты не упросил шефа испытать меня на Перицене, где бы я сейчас был? И был ли бы вообще?
— Ерунда какая! Человек, одаренный настолько, насколько ты, никогда не пропал бы!
— Нет, Дан. Не будем спорить о моих существующих или нет дарованиях, допустим, какие-то у меня и есть, но сколько одаренных людей не состоялось лишь потому, что никто за них не боролся.
— Но я ничего особенного нее сделал…
— Не прибедняйся, пожалуйста! И давай спать.
— Погоди. Я забыл тебе сказать. Я связывался вечером с Сантой…
Дан торопливо пересказал свой разговор с Сантой Марану, и тот сразу сел.
— Из одних «термосов»? Черт! Надо бы заняться этим сразу! И лучше мне самому…
— Там надо искать наугад, карт ведь нет, — напомнил Дан.
— Да. Надо будет таскаться ночь напролет. Ну ладно, утром разберемся. Несколько часов ничего не изменят. — Он снова лег и отвернулся к стене. — Все, отбой.
Дан проснулся очень рано, мутно-оранжевый диск солнца еще не ушел за крышу. На тахте поближе спал Патрик, у стены Мит, пришедшие среди ночи, когда именно, Дан понятия не имел, не слышал, не видел. Однако Марана в комнате не было, приподнявшись, Дан увидел его снаружи, по ту сторону передней, прозрачной, стены. Маран был в блестящих, словно серебряных брюках, подчеркивавших кирпичного оттенка загар обнаженного выше пояса тела, за последнюю неделю все перешли на местную одежду, радушно предложенную аборигенами, в ней действительно было не так жарко, вот только подобрать нужные размеры удалось не сразу, а после основательной инвентаризации складов, глеллы, хоть и высокие (все, как один, выше Дана с его ста девяносто пятью, не говоря о прочих), были невероятно худы, а вернее, как понял Дан, посидев несколько дней на водной диете, сухи — наподобие сиреневых цветов и кустов. Губы Марана как будто двигались, Дан сообразил, что тот, видимо, разговаривает с Сантой и вышел из дома, чтобы не будить остальных. Он бросил взгляд на хронометр, до следующего рейса, в который ему предстояло отправляться, было еще добрых два часа, и он подумал, не поспать ли еще часик, но тут Маран открыл дверь и вошел в дом. Дана удивило выражение его лица. Нет, конечно, он не предполагал, что после ночных откровений Маран будет иметь вид мечтательный или хотя бы расслабленный, но тот выглядел очень уж суровым.
— Что случилось? — спросил он беззвучно, и Маран сказал негромко, но с ударением:
— Санта не отвечает на вызовы.
— Как?! — воскликнул Дан уже в голос. — А глеллы?
Маран только покачал головой, прошел к пульту и стал набирать код, а Дан принялся торопливо натягивать шорты, в которых ходил дома. Оба молчали, но и Патрик, и Мит от их краткого обмена репликами проснулись мгновенно.
— Что происходит? — спросил Патрик, вытягивая шею и озираясь, и Маран, не оборачиваясь, ответил:
— Нет связи. Ни с Сантой, ни с его спутниками. Через двадцать минут тут будет местный флайер, он больше наших. Полетим мы и трое глеллов.
— Куда? — спросил Патрик уныло. — Птичка хоть отслеживается?
— Да.
Дан подошел к монитору одновременно с завернувшимся для скорости в простыню Патриком. По программе флайер передавал свои координаты каждые пятнадцать минут, и на экране можно было без труда проследить его путь по цепочке красных точек, пролегавшей от Глеллы-города на юго-восток. Во время стоянки флайер напоминал о себе реже, раз в час, но и при такой периодичности на обозначении города, где полагалось по плану провести поиск, образовалась целая клякса. При желании ничего не стоило разложить ее на составляющие и выяснить, сколько часов длилась стоянка, но на данный момент это было несущественно, потому что отстояв ночь, флайер продолжил путь. Оставив город, он повернул назад, прошел какой-то кусок и… исчез. Сорок восемь минут назад.
— Как это понять? — спросил подошедший Мит. Его голос звучал подозрительно хрипло. — Если флайер не подает сигналов, выходит… Выходит, он разбился?
Патрик энергично замотал головой.
— Если б он даже разбился, он бы все равно подавал сигналы. Он может развалиться на куски, могут погибнуть пассажиры, но «черный ящик» практически неуязвим, а блок, подающий сигналы, именно в нем.
— Куда же он делся? — спросил Дан.
— Я вижу лишь одну возможность. Он попал в зону, в которой каким-то образом гасятся радиоволны.
— Например, в коробку из ферромагнитного сплава?
— Хотя бы. Правда, я затрудняюсь вообразить подобную коробку.
— Ангар, — сказал Мит более спокойно.
— Какой еще ангар?
— Вчера мы обнаружили космодром с ангарами. По-моему, из какого-то металла.
— Но это в противоположной стороне, — возразил Дан.
— Дан, — сказал Маран хмуро. — Ты мог бы вспомнить, когда говорил с Сантой? Он ведь сказал, что они только-только пролетели над тем городом?