Шрифт:
– Ну, что теперь в кабак? – весело спросила она.
– В кабак, так в кабак, – не стал возражать Агзамов. Он так устал после этого казино, что ему явно надо было развеяться.
В ресторане
Вскоре они сидели за уютным столиком, и девушка, заказав себе лягушку, умело расправлялась с деликатесом. Ясно, что с лица Агзамова не сходило выражение брезгливости и дискомфорта, как будто он пытался что-то припомнить, или, наоборот, что-то забыть. Однако, легкая музыка, французский шансон, несколько рюмок водки, и, что говорить, очень неплохое меню, создали соответствующее настроение.
В облике девушки было что-то изначально раздражающее, но только здесь, в ресторане Агзамов понял, что его в ней раздражает ее обритость. Девушка была симпатичной, все в ней привлекало Агзамова, – и белое породистое лицо, и широкие бархатистые глаза, и капризно изогнутые черные брови, но стоило посмотреть выше…
– Где Вы так обрились? – поднял он голову к экстравагантной особе.
– Вы, наверно, хотели сказать, где Вас обрили? – рассмеялась девушка. – Нет, это я добровольно.
– И – все же…
– Рассталась с девственностью и обрилась.
Агзамов молча уставился на девушку.
– Меня одноклассники изнасиловали. Их человек восемь было. Сделали свое дело, и бросили в кусты.
– Но… как же ты допустила?
– Мы все обкуренные были. Было так ржачно. Я сначала ничего не понимала.
– А когда поняла?..
– Побежала к себе, заперлась в ванной и обрила себя опасной бритвой. Потому что все началось из-за моих волос. У меня были прекрасные длинные волосы. Коса до пят. Ну и вот. Я достала папину бритву, и пошла чесать по голове. Вместе с волосами струилась кровь. Это было восхитительное ощущение. Состоялась не только дефлорация, но и инициация. Знаете, как у шаманов… Кстати, моя мама занимается шаманизмом.
– А папа?
– Он нас давно бросил. Когда я была еще маленькая.
– И как – совсем не общаетесь?
– Ничуточки. После нас, говорят, вновь женился, но сейчас вроде опять в разводе.
Эта ситуация напоминала Агзамову его собственную, ведь и его можно назвать Дважды Героем Развода, но жена и дети его как-то не волновали. Все это мешало творчеству, а все что мешало творчеству, он отметал прочь.
– Ты не пробовала сама его найти? – спросил он для очистки совести.
– Мне кажется, наша встреча его не обрадовала бы! – вдруг жестко сказала Маша. – Помнишь, того мужика в туалете? С ним могло случиться такое же!
– Так ты его… того? – в ужасе спросил Агзамов.
– Не того, а этого! – рассмеялась Маша. – Он умер просто от любовного исступления. Ему слишком хотелось, а когда слишком хочется, трудно соразмерить свои слабые возможности с неуправляемыми градусами вожделения.
– Да-а-а, – протянул Агзамов, не зная, что сказать на столь откровенные признания. Казалось, для этой особы нет запретных тем, нет чужих и своих, все в одном потоке испепеляющего цинизма. Между тем, ей было где-то лет 20, не больше.
– А… это… Вы, то есть ты, ты где-нибудь учишься?
– В театрально-художественном.
– Ну, то, что ты на художества очень способна, это я уже понял.
– Смотри, какой понятливый! Я, в натуре, учусь. И все говорят, что я очень талантлива. А что касается… э-э… того, чему ты стал свидетелем… ну, там… в туалете… я не проститутка. Я такой женский Робин Гуд – отбираю у богатых и раздариваю бедным. Я вообще считаю, что женщина – это дар богов бедным смертным. Я такой Эрот с вагиной – посредник между богами и смертными. Я немедленно отдаюсь тому, к кому испытываю влечение. А иначе вам, мужикам, не о чем даже было бы и вспомнить. Ведь от жен и даже любовниц устаешь, с проститутками иметь дело пошло. А я могу прийти и могу исчезнуть, иногда с вашими деньгами, иногда с вашим сердцем в кармане.
– Э-э… у меня деликатный вопрос… отчего это тот… в туалете… умер… неужели все, кто был с тобой, умирают. Тогда ты никакой не дар богов, а какое-то страшное возмездие.
– Да, за похоть. Похоть и есть vagina dentata.
– Что, что? – всполошился Агзамов. Казалось, он не верит своим ушам.
– Ну, если тебе так приятнее – звизда с зубами. Замени две передние буквы и будет более чем понятно.
– Но если не похоть, то тогда что тебе нужно?
– Любовь. Хотя бы на миг, но любовь.
– Но разве бывает одноразовая любовь?
– Любовь как семя, однажды посеянное, оно может прорасти.
– Но ты же убегаешь к другому?
– Чтобы сеять любовь дальше…
– А ты не работаешь в органах? – вдруг без перехода спросил Агзамов.
– На это могу ответить только словами Ницше: «Государство – самое холодное из чудовищ»! И у меня всегда есть повод держаться от него подальше.
– Ну почему, ты идеально подходишь для роли шпионки. Делаешь то же самое, шныряешь, где попало, спишь, с кем попало, но за это еще тебе капают деньги.