Шрифт:
– Я чувствую как раз, что на меня накапали. Ненавижу эту мужскую привычку оболгать именно ту, которая даже и не думала пускать в свои огороды. Если у тебя всё, я пошла.
– Постой, постой! – всполошился Агзамов, придя в ужас при одной мысли о том, что останется один – без друзей, без связей, без биографии… «А тут хоть какая-та зацепка к жизни, она – мой лысый Харон по потустороннему царству социального дна», – усмехнулся про себя Агзамов, усаживая ее обратно за стол. «А если шпионка, это даже к лучшему. Значит, я все-таки еще кому-то нужен», – додумал он свою невеселую мысль.
Мисс Ноль охотна села на свое место.
– То-то же, понял, что пропадешь тут без меня.
В это время Агзамов, сидящий лицом ко входу, заметил, как в ресторан вошел стройный худощавый мужчина неопределенного возраста. В нем было что-то от креола или мулата. Карие, миндалевидные глаза, казалось, горели. За ним колобком вкатился кучерявый бодрячок в темных очках и в темной же куртке. Девушка тоже заметив вошедших, обрадованно вскочила с места.
– Эй, Такеши, сюда! У нас не занято! – помчалась она к мулатокреолу. Они обнялись.
– Манька-Обманка, как ты хорошо выглядишь, вот так встреча! Откуда ты и с кем? – вопросительно поднял брови тезка Такеши Китано.
– Да я с этим… потом расскажу. Пошли за наш стол, – пригласила Манька-Обманка.
– Неудобно как-то. И потом – тут, смотри, почти весь зал пустой.
– Сейчас варьете начнется, тогда все и припрутся. Нет, лучше пойдемте к нам, вон туда.
«Такеши» задумался было, но бодрячок быстро подхватил его под руку и потащил к указанному столу. Агзамов не знал, как себя вести в этой ситуации. С одной стороны, он никого не приглашал, но с другой стороны, хоть какое-то общение. Его невольную задумчивость нарушил кучерявый бодрячок.
– Извините, уважаемый, можно к Вам?
– Можно, можно, – приветливо закудахтала девушка. – Агзамыч, позволь тебе представить. Это Такен Акинчев, архитектор, умничка и мой друг. А это – друг Такена.
– Ничего себе, – обиделся бодрячок, – что, у меня нет имени или профессии?
Тут в разговор быстро вмешался Такен.
– Чего тут обижаться, она ж тебя не знает. Обращаясь к Маше и Агзамову:
– У него имя и профессия совпадают. Его зовут Саулет, что значит, архитектура.
Вошедшие сели, Агзамов встал и представился:
– Агзам Агзамович Агзамов… Э-э… я…
– Сплошная тавтология, – поморщилась Манька. – А ну, кучерявый, наливай.
Больше до Агзамова никому не было дела.
После первой рюмки за знакомство разговор зашел о том, что Такен вернулся из поездки в Париж.
– Умереть, не встать! – всплеснула руками Манька. – Как я тебе завидую! В музее д’Орсэ побывал? Небось, и «Мулен Руж» посетил?
– Знаешь, где он был, – хитро прищурился бодрячок. – В музее эротики!
– Ну, это святое, – авторитетно заявила Манька. – Я бы там так и осталась.
– Как живой экспонат? – живо ввернул бодрячок.
– А что, не подхожу?
Манька сделала вид, что поправляет на затылке не существующую прическу.
Все, кроме Агзамова, рассмеялись.
– Это не совсем то, о чем ты думаешь, – улыбнулся Такен. – Знаешь, там великолепные образцы первобытного искусства. Фаллосы, лингамы, вагины, китайская графика на соломке, японские эротические картинки, циклы индийской «Камасутры», чертики всякие… Но знаешь, что мне больше всего понравилось? Это выполненные из алебастра женские органы, знаешь, там все так рельефно, подробно.
– А ты знаешь, что у нашего Такена есть работа «Фаллосовагина». Французы завыли бы от зависти при виде такой работы.
– Да ты что! И как это выглядит?
– Представь такое плоское прозрачное стекло в виде зада, где полость сделана в виде вошедшего в вагину стоячего члена…
– Слушай, но это невозможно представить – то в виде зада, то в виде члена, попробуй такое представь.
– Да, это надо видеть, – поддержал Маньку Саулет. – Давайте сейчас посидим, а потом махнем в мастерскую к Такену. Вы там все своими глазами увидите.
Для Агзамова этот разговор был не интересен. Он, конечно, не раз бывал в Париже и все парижские достопримечательности ему давно надоели. Зато он с удовольствием бы рассказал, как недавно съездил в Японию, но кому это здесь нужно?
Лениво прикладываясь к виски, Агзамов прошелся взглядом по залу. Публики было немного, она сидела тут и там, совершенно теряясь в пространстве огромного зала. Агзамыч, привыкший все подмечать и реестрировать, заметил про себя, что здесь два одинаково респектабельных сорта людей – или старики с молоденькими девушками, или рано оплывшие парни в дорогих очках с купеческими прическами и барственной внешностью, с бокалом виски о чем-то рассуждающие с приятелями. Обычно это была чисто мужская компания из трех-четырех человек, мирно попыхивающая сигарами и то и дело отвечающая на звонки по мобильнику, как будто пришли не на людей посмотреть, а себя показать. Был, конечно, и третий сорт – это человек десять мужчин и женщин, веселящихся во всю ширь евразийской безмерной души. Эти непременно поднимали тосты и, встав, пили как гренадеры.