Шрифт:
– Отстала?! – на ходу выкрикнул Милавин. Обернуться и посмотреть он не мог, боялся споткнуться, а напряжённое ожидание нового вопля уже порядком ему надоело.
– Нет! Не тормози! – пропыхтел позади Иван.
Когда впереди, в непроницаемой темноте вдруг показалась крошечная искорка света, Андрей не поверил, решил, что это у него в глазах рябит. Зажмурился, даже тряханул головой на бегу, но маленькое красно-жёлтое пятнышко не исчезло, кажется, даже чуть-чуть увеличилось. Милавин остановился и не ожидавший этого Поводырь врезался в него.
– Какого хрена?!
– Там свет…
– Где?
– Вон! Видишь!
– Твою же мать! – прорычал Иван, тоже заметив.
– Как думаешь, что это?
– Уж точно ничего хорошего, – он оглянулся назад. – Этот догоняет! Давай вперёд – а там разберёмся!
Андрей снова побежал, правда, на этот раз куда более осторожно, вглядываясь в приближающийся источник света. Это был не фонарь. Огонёк чуть колыхался из стороны в сторону, как будто дышал, равномерно освещая пространство вокруг себя гаммой красных, оранжевых и жёлтых цветов.
«Костёр? Тогда почему он двигается? Может быть, факел?»
Сашка пришла в себя у отца на руках и заворочалась, она попыталась выглянуть из-за его плеча, чтобы увидеть от кого же они убегают. Милавин прижал её к груди и не дал этого сделать. Он точно знал, что его дочери не стоит смотреть на такое, пусть даже за прошедшие полтора года она тут много чего видела.
Пробежав ещё с десяток шагов, Андрей уже мог различить впереди вместо расплывчатого светового пятна человеческую фигуру с огоньком в руках. Судя по росту и ширине плеч, им навстречу торопливо шёл мужчина. Когда расстояние сократилось до двадцати-тридцати шагов, Милавин понял, что это молодой парень в коротенькой кожаной куртке и светло-синих джинсах, удерживая двумя руками, он нёс перед собой толстую свечу из красного парафина. В свете пляшущего огонька ярко высвечивалось чуть вытянутое лицо с чётко очерченным подбородком и крупным носом.
Понимая, что больше тянуть нельзя, Андрей резко остановился, так что гравий брызнул из-под ботинок, поставил Сашку на землю и вскинул пистолет.
– Стой!
– Не стреляй! – парень поднял руку с открытой ладонью. – Я хочу помочь!
– Стой на месте! Не подходи!
Он остановился и улыбнулся, по-юношески тепло и дружелюбно.
– Тогда вы умрёте.
От такого контраста между словами и улыбкой Милавин опешил, даже не нашёл, что ответить, а в следующее мгновение за его спиной раздался яростный вой. Андрей ещё успел инстинктивно оглянуться и увидеть, как искалеченная тварь, преследовавшая их, вскинула руку с собственной головой высоко вверх. Голова ожила. Глаза распахнулись, и в них оказалось столько ненависти и тоски, сколько никогда не сможет уместиться в обычном человеческом взгляде. У этого существа была в клочья разорвана гортань и лёгкие, но, тем не менее, оно завыло. От воя этого окружающий мир дрогнул, пошёл трещинами и осыпался, оставив после себя лишь тьму отчаянья…
Иступляющая безъисходная тоска сдавила горло и грудь, Милавину самому захотелось выть и биться головой об пол, а ещё лучше ногтями разорвать собственное горло, захлебнуться кровью, лишь бы прекратить эту проклятую муку. Бессмысленная, бесцельная, беспощадная жизнь, она тянется и тянется, забирая у тебя силы и здоровье, с каждым днём неотвратимо приближая к смерти, но никак не желая убить окончательно. Смерть – это естественный и неотвратимый порог для всего живого, так зачем же топтаться возле него, изводя себя страхами, сомнениями и болезнями. Перешагни… Перешагни… Перешагни…
А потом появился свет, колышущийся где-то рядом язычок красно-оранжевого пламени, тёплый, мягкий, живой. Ещё не осознавая, что делает, Андрей с затаённым интересом протянул к нему руку. И огонь не обжёг его, но побежал по коже теплом, от пальцев к кисти, потом к локтю, к плечу и дальше к сердцу. Тепло разлилось по груди, снимая судорогу отчаянья. Интерес… Морошка была права, ты живёшь лишь до тех пор, пока тебе интересно. По-новому заглянув внутрь себя, Андрей вдруг понял, что ему очень интересно узнать, какая погода там наверху? Только ради этого стоит отсюда выбраться. А ещё интересно, что скажет Сашка, когда, наконец, откроет глаза там, на стороне живых, и обнимет свою мать? Интересно, что почувствует он сам, когда увидит их вместе? Интересно, будет ли улыбка Ольги такой же нежной, как раньше? Интересно, с какими оценками Сашка окончит школу и в какой институт поступит? Интересно, кем будет её муж и сколько у них будет детей? Интересно, как они их назовут? Господи! Да сколько же ещё интересных вещей он должен показать и рассказать своей дочери! А сколько она сама покажет и расскажет ему! Зачем? Хм, что за глупый вопрос…
– С возвращением, – услышал он молодой, немного насмешливый голос.
– Ага, спасибо, – Иван откашлялся и звонко сплюнул. – Ты кто?
– Меня Дима зовут. А тебя?
– Иван.
– Приятно познакомиться.
– Ну да…
Андрей открыл глаза.
Он, оказывается, лежал на боку рядом с Сашкой, а недалеко от них присел на рельс молодой, лет двадцати или чуть больше, парень. Он по-прежнему держал в руках толстую красную свечу. От пляшущего на свечке огонька шёл не только свет, но и то самое тепло, что вернуло Милавина к жизни. Тепло не жаркое и плотное, как от костра или печки, напротив, мягкое, едва ощутимое, как будто, даже нереальное, но, тем не менее, Андрей ощущал его всем телом.
Никто не заметил, что Милавин пришёл в себя, а сам он не спешил шевелиться, наслаждаясь теплом и родившимся от него внутренним покоем, да ещё разглядывая нового знакомца, который продолжал беседовать с Иваном. Больше всего Дима походил на студента, но не из тех, что просиживают дни напролёт в библиотеках, портя себе зрение, или строчат конспекты на лекциях, внимательно слушая преподавателя. Нет, он скорее был из тех, что просыпают первую лекцию, и приходят ко второй, а ещё лучше к обеденному перерыву, чтобы в институтской кафешке пообщаться с друзьями и самыми красивыми девушками на курсе. Такой не может не нравиться женщинам. Длинные почти до плеч темно-каштановые волосы зачёсаны назад и удерживаются тоненьким ободком-проволочкой, открывая высокий лоб. Карие глаза смотрят задорно, чуть насмешливо, но обаятельно, их дополняет наигранно скромная полуулыбка. Даже несоразмерно крупный нос не портит лицо, лишь добавляет ему налёт аристократизма и благородства.