– Один за песочницей, второй за мусорным баком, третий на той стороне за деревьями, – сухо перечислил Поводырь. – Пусть убираются к остальным.

– Ладно-ладно! Хрен глазастый! – не стал отпираться людоед, – Только ты уж того – не шмаляй по ним.

– Не буду.

– Эй! Ушли отсюда! Ушли, я сказал! Лобан, ты тоже, мля!

Трое стрелков поднялись со своих позиций и потрусили к выходу со двора. К слову, Иван абсолютно точно указал позиции всех троих.

– Ты где служил, солдатик? – спросил Большак, наблюдая, как удаляются его бойцы.

– В стройбате.

– Да ты чё?! – снова расхохотался людоед. – Я так и подумал. Ладно. Остались мы втроём, ты да я, да наш дружок Андрюша. Выходи меняться. Только сперва автомат выложи, чтоб я не нервничал.

Ответа не последовало. Молчаливая пауза затянулась почти на полминуты.

– Эй, суровый воин! Ты где?! – у Большака не выдержали нервы.

– Выхожу, – на этот раз Иван откликнулся от самого входа в подъезд.

В дверном проёме показалась рука, она держала за ствол автомат без магазина прикладом вниз, а на сгибе локтя висел разгрузочный жилет. Потом из темноты подъезда выступил сам Иван, вторую руку он держал над головой, сжимая в ней рубчатый шарик гранаты. Уже выдернутое, предохранительное кольцо было зажато у Поводыря в зубах, и теперь он демонстративно сплюнул его на землю.

– Это Ф-1. Знаешь что такое?

– Знаю. Служил. Всех троих накроет, – недовольно подтвердил Большак из-за спины заложника.

– Отпускай его.

– Сперва автомат на крылечко положи.

– Хорошо. Вот, – Иван чуть присел и выпустил ствол, автомат стукнулся о бетон. Андрей отметил, что оптического прицела на АК уже нет.

– Так. Теперь забирай своего дружка. – Милавин почувствовал, что людоед отпустил его руку и воротник.

Он медленно, боясь сделать какие-либо резкие движения, подошёл к Ивану.

Поводырь бросил разгрузочный жилет поверх автомата.

– Много там? – спросил Большак.

– Чуть больше двух магазинов.

– А чё больше нету?

– Потратил, – криво усмехнулся Иван.

– Вот зараза, – Большак тоже блеснул ему золотым зубом.

– В расчёте?

– А то! Давайте, валите отсюда. Всё, как обещал.

– Пошли, – Поводырь ухватил Милавина за плечо и потащил ко второму выходу со двора.

– Иван, он нас не отпустит.

– Я знаю. Не тормози.

Иван не спускал взгляда с вожака людоедов и видел, как тот, не торопясь, поднялся на крыльцо и взял автомат в руки, чуть оттянул затвор назад, убедился, что патрон в патроннике, потом полез в разгруз, достал магазин и вставил его в гнездо. Всё это время он тоже наблюдал за двумя удаляющимися фигурами, на губах повисла неестественно дружелюбная улыбка. Когда Иван с Андреем уже почти дошли до выхода со двора, и расстояние до них было больше тридцати метров – слишком далеко для броска гранаты – он вскинул, автомат, вдавил приклад в плечо и, всё так же улыбаясь, надавил на спусковой крючок.

Раскатисто громыхнул одиночный выстрел.

Андрей, который не знал, что творилось у него за спиной, чуть присел и рывком оглянулся назад. Он увидел, как Большак, по-прежнему, стоит на крыльце. Людоед широко раскинул руки, левая лапища безвольно болталась, а правая всё ещё сжимала дымящийся остов раскуроченного автомата. Голову он запрокинул назад, и стало видно, что в лицо ему впились обломки железа. Милавин, не без труда, узнал крышку ствольной коробки и боевую пружину от Калашникова. Большак покачнулся, а потом, завалившись назад, кувырнулся через перила и рухнул под крыльцо мёртвой тушей.

Всё это Андрей увидел буквально за секунду, а в следующий момент Иван швырнул Ф-1 в проход, рядом с которым они стояли.

– Граната!!! – раздался оттуда истошный вопль. Поводырь рванул из кобуры ПМ. За углом громыхнул взрыв, больно ударив по ушам.

– Бегом!!! – взревел Иван, прыгая в проход и таща за собою ничего не понимающего Андрея.

Ещё один марш-бросок по переулкам Милавин совершенно не запомнил. Его мутило, голова грозила вот-вот взорваться от распирающей её изнутри боли, ватные ноги заплетались, и Поводырю иногда приходилось волочить напарника на себе. Где-то на границе сознания Андрей слышал, как Иван стрелял из «Макарова» и даже один раз бросил гранату, но всё это казалось чужим и совершенно не значительным, гораздо важнее было удержаться на ногах и не потерять сознание. Милавин даже не помнил, почему это так важно, просто мысль о том, что ему надо обязательно держаться, была единственной, которая плавала в его одуревшей от боли голове, и он вцепился в неё зубами. «Держаться! Держаться! Держаться!», – твердил он себе, механически перебирая непослушными ногами. Зачем? Так далеко Милавин не заглядывал, он просто держался, и на это уходили все его силы без остатка.

Сознание понемногу начало возвращаться к нему только когда Иван усадил его, прислонив затылком к холодной каменной стене. Андрей закрыл глаза и некоторое время просто наслаждался ощущением постепенно утихающей боли. Однако скоро он понял, что соскальзывает в темноту и плывёт в ней, как в невесомости, теряя последнюю связь с реальностью.

«Держаться!», – напомнил Милавин сам себе и усилием воли заставил себя открыть глаза.

Он увидел стены, облицованные розовым гранитом, а над ними возвышалась исполинская стеклянная башня, которую венчал конус воронки, поддерживаемой стальными опорами.