О, Сэди едва справилась с искушением явиться на интервью в той одежде, в которой путешествовала три дня, однако сейчас она профессиональный журналист, представитель крупнейшего глянцевого воскресного журнала и обязана вести себя соответствующе. Ее карьера призвана стать щитом против Лео.

– Сэди! – Лео открыл дверь.

Притянул ее к себе, целуя в губы, прежде чем она успела опомниться. Поцелуй длился несколько дольше вежливого приветствия, и она поспешила отстраниться, заметив промелькнувшее у него на лице выражение досады.

Залитое солнечным светом помещение студии вновь поразило ее чистотой. Не было видно ни неоконченных полотен, ни карандашных набросков. Отсутствовал даже привычный резкий запах растворителей.

– Никогда не видела твою студию такой сияющей, – заметила Сэди.

– Я никогда раньше не позволял вторжений фотографов в процессе работы. Не хочу делать свою кухню достоянием публики.

Сэди вновь обратила внимание на его чистые руки. За два года совместной жизни она почти привыкла наблюдать на них пятна масляной краски.

– Ты сейчас, наверное, в перерыве между проектами?

Лео резко кивнул.

– Я поставил перед окном пару стульев. Тебе подходит для интервью?

Сэди молча проследовала к двум роскошным классическим стульям, разделенным кофейным столиком. Появившийся Кевин протянул Лео традиционный джин-тоник. Сэди отказалась от алкоголя и выудила из сумки блокнот с диктофоном.

– Ты не против? – поинтересовалась она, выкладывая их на стол.

– О, пожалуйста.

Начиная интервью, Сэди немного нервничала. Да, она давно знала собеседника, и это далеко не первое ее задание, однако Лео в свое время заявил, будто она ничто без него. Сэди была серьезно настроена доказать обратное. Просто обязана.

Когда спустя два часа все завершилось, она чувствовала себя по-настоящему измотанной. Лео постоянно пытался саботировать ее профессиональный настрой, делая личные ремарки или вспоминая события совместного прошлого. Когда она убрала в сумку блокнот и диктофон, нервы ее были натянуты до предела.

Лео откинулся на спинку стула и одарил ее долгим пытливым взглядом:

– Что же ты делаешь, Сэди?

Она подумывала не заметить очевидного подтекста вопроса, однако решила больше не прикидываться скромницей.

– Свою работу.

Лео вскочил со стула, протягивая ей руку:

– Пойдем!

Она вопросительно вскинула бровь:

– Простите?

Пинто вздохнул:

– Я хочу кое-что тебе показать.

Спустя пару секунд Сэди позволила ему взять ее под локоть и сопроводить в центр зала. К ее портрету. Никто из них не произнес ни слова.

– Ты всегда здесь, со мной.

Даже спустя столько лет Сэди ощущала энергетику картины. Каждый мазок кисти раскрывал историю ее жизни, времени, когда она была безумно счастлива с мужчиной, который восхищался ее женственными формами, не сожалея о том, что она не родилась мальчиком, как это делал ее отец.

– Посмотри, какая ты красивая, – прошептал Лео.

Он ласково провел пальцем по внутренней стороне ее локтя, и слезы накатили на глаза. Да, она выглядела хорошо. Но, оказавшись подле него, Сэди сразу вспомнила его одержимость ее телом, постоянный голод, желание убить за чизбургер и картошку фри. Даже его комплименты не могли успокоить постоянную резь в желудке. Таблетки для похудения, кофеин и безумные ночи без сна, когда Лео рисовал ее с маниакальной страстью. Безумие.

– Я могу помочь тебе, Сэди, вернуться к себе прежней. Останься со мной. Позволь мне рисовать тебя.

Такой знакомый, такой вкрадчивый, обволакивающий голос. Нежные прикосновения пальца. Сэди встряхнула головой, прогоняя дурман:

– У меня теперь другая работа.

– Готов поспорить, ее не сравнить с честью называться музой Леонарда Пинто. Ты нужна мне, Сэди. Мы нужны друг другу.

Его музой. Скорее игрушкой великого Лео Пинто. Она опустила взгляд, рассматривая поглаживающий ее палец. Гладкий и розовый, как кожа новорожденного ребенка. «Ты нужна мне, Сэди».

– Боже! Ты не можешь писать. Ты вовсе не отдыхаешь в перерыве между проектами, да?

Лео смотрел в пол.

– Небольшая творческая пауза.

– Сколько времени, Лео?

Когда же он, наконец, взглянул на нее, она подумала, что Лео собирается соврать. Однако внезапно его плечи поникли, и он словно постарел еще лет на двадцать.

– Я не писал ничего приличного с тех пор, как ты ушла.

Сэди потрясенно молчала. Прошло почти три года. Наверное, это его убивало.