Шрифт:
— Помогай живо, чо рты-то раззявили?
Мальчишки с шумной радостью подхватили за салазки насос, опустили на землю, принялись подключать к бочке.
— А ну, наляг! P-раз! Р-раз!
Подвое повиснув на деревянных качалках, мальчишки расшевелили коромысло. Из тонкого экономного ствола брызнула неровными толчками вода.
— А ну, еще налягни!
Бочки, что давила тяжелым неподъемным грузом телегу, хватило на несколько минут. Пирогов вспылил было, но одумался. В пути двести литров — груз для лошади. А для насоса, даже такого — ручного, даже если стоят на нем мальчишки, — короткое усилие. Смех один.
Приблизившись к остаткам в кузове, Корней Павлович внимательно осмотрел их. Сказал с досадой:
— Не пойму, что тут было.
— Ворошить надо, — посоветовал возчик. — Внутрс-то осталось что-нибудь.
Легким пожарным багром с длинным острым крюком Пирогов осторожно ковырнул кучу. Из нее пахнуло печеным хлебом. Даже дух захватило, как вкусно. Мальчишки сглотнули слюнки.
— Мука, — определил старик. — Или хлеб печеный.
— Похоже, мука все-таки.
Пирогов зашел с заднего борта. Там оказалась под слоем пепла соль. Она просыпалась на дорогу, едва он вонзил в кучу багор.
— Мука и соль, — заключил Корней Павлович. — Подробности, видимо, в фактуре.
И опять пошел по спирали.
Уже сильно повечерело, когда на место пожара приехали в легком ходке Ткачук и Пестова. Пирогов десятый или одиннадцатый круг делал в поисках следов шофера. Или самого его.
— Принимайте к производству, угро, — сказал девчатам. — Для начала поезжайте в Сарапки. Найдите людей… Тех, кто первым огонь увидел. Проведите дознание. Передайте в Совет — надо сегодня все здесь подобрать: муку, соль… Составить акт, организовать хранение…
Девчата коня подстегнули.
— Карандаши, бумага при себе? — спросил вслед Пирогов. Ткачук кивнула утвердительно.
— Хватишь ты с ними лиха, — сказал старик пожарный. — Они ж в таких делах — пуще чем темные.
— Просветим… А что вы думаете обо всем этом? — Показал на машину.
— Чо хошь, то и думай. Огонь следов не оставляет. По мне — растратился малый, профуговал груз, вот и организовал огонек.
Старик еще говорил, а Пирогов начал двенадцатый круг и вдруг обратил внимание на то, что кучка песка, лежащая неподалеку, метрах в четырех, предназначенная для подсыпки на подъемах и крутых поворотах во время гололеда, не тронута совсем. Значит, в самом начале пожара шофер не пытался гасить огонь. А ведь это естественная человеческая реакция — воспротивиться стихии. Даже если потом, через минуту, станет ясно, что усилия тщетны. Но в первое-то мгновение он должен… Неужели старик-пожарный правду говорит?
Глава девятая
В Ржанец Пирогов вернулся вместе с девчатами. Было уже поздно и темно. Последние километры они целиком доверились лошадям. Куда вынесут, куда вывезут. Те и вывезли потихоньку прямо к райотделу, во дворе которого был их дом — конюшня с высоким сеновалом под односкатной крышей.
Девчата поставили свою и пироговскую лошадь, напоили, дали сена и отправились по домам. Сам Пирогов зашел в отдел. Потянул за ручку, дверь открылась легко. «Что это они?» — подумал, помня, что с наступлением темноты его милиционеры запирались на задвижку и крючок. Дежурная, заслышав его, поднялась за барьером.
— Какие новости, Каулина?
Она смешливо фыркнула, наморщив нос.
— Я — Саблина, товарищ лейтенант.
Он сокрушенно помотал головой.
— Что мне с вами делать? Вы похожи, что ли?
— Раньше нас никто не путал. — Она улыбнулась, состроила глазки, будто знала что-то такое…
Из полумрака просторной, слабо освещенной комнаты выступила тучная фигура Брюсова. Он был по-домашнему без пиджака, в расшнурованных ботинках. В дальнем углу темнела кучка вещей: обвислый мешок с заплечными лямками, саквояжик, авоська с бумажными и тряпочными свертками.
«Вот почему не заперт отдел, — сообразил Корней. — А этот… смирно себя ведет».
— Товарищ Пирогов. — Брюсов подошел вплотную. У него была привычка или натура такая — давить, теснить собеседника своей массой. Корней Павлович встречался уже с такими людьми и — чего уж греха таить — недолюбливал их. — Мне бы несколько слов вам сказать, — продолжал Брюсов, почти наваливаясь на Пирогора.
— Пойдемте. — Корней Павлович отомкнул ключом кабинетную дверь. — Но, пожалуйста, короче. Если можно, в двух словах.
В кабинете стоял кисловатый запах непроветренного помещения. Пирогов откинул шпингалеты на окне, толкнул створки. Тотчас, опережая свежий воздух, влетела на свет мохнатая ночная бабочка, дала круг-другой вокруг лампочки, забилась о потолок.
— Я слушаю вас, — напомнил Пирогов, увидев, что Брюсов неожиданно увлекся бабочкой. — Или терпит до завтра? Скоро свет выключат, а мне бы хотелось еще посидеть немного.
Брюсов рассыпался в тысяче извинений, снова начал надвигаться, наплывать тучей, но Корней Павлович предусмотрительно отступил за стол.