А я все рассказывала и рассказывала про свою жизнь, и про степняков, и про Иманидов, про дворец, про подруг в гареме, про удивительный сад, про горное озеро, про Шаха и про древнее боевое искусство.

– Ты счастлива, дочка?
– неожиданно спросил отец.

– Да, - так же неожиданно для себя ответила я и поняла, что это правда.
– Только мне тебя очень не хватает, пап, - слезы снова навернулись на глаза.
– Вот если бы и ты был рядом со мной...

– А домой совсем не хочется?
– папа грустно улыбнулся.

– И домой хочется, - вздохнула я.
– Я и по Мини соскучилась. И по Крайсу, и по друзьям из кадетского корпуса. Только знаешь, пап, я больше не хочу получать награды и звания за убийство.
– и я задала тот вопрос, который мучил меня.
– Папа, ты знал про карательные отряды?

Генерал вздрогнул от моего вопроса, отвел глаза и отошел к другой стенке шатра. Я тяжело села на подушки, в изобилии разложенные на полу шатра.

– Отрада моего сердца, все хорошо?
– услышала я голос Таймаза, он почувствовал, как изменилось мое настроение.

– Да, Таймаз, все хорошо, - подавленно ответила я.

Отец удивленно посмотрел на меня, но ничего спрашивать не стал, потому что я ждала не вопроса от него, а ответа. Он подошел, опустился рядом и взял меня за руку. Некоторое время гладил, глядя перед собой.

– Ты знал, - утвердительно произнесла я.

– Знал, дочка, - не стал отнекиваться отец.
– Мне никогда не нравились эти подразделения, неприятные люди. Но их создал король, значит, посчитал нужными. Солдат не обсуждает действия командиров. Солдат выполняет приказы.

– Почему ты не говорил мне?
– тихо спросила я.

– О чем? О том, что по степи бродят орнийские отряды, которые ведут себя зачастую даже хуже степняков? Ты готова была услышать об этом, когда твои глаза загорались фанатичным блеском при слове - слава? Я никогда не врал тебе и не говорил, что война - благородное дело. И я не хотел, чтобы ты стала солдатом.

– Я помню, пап, просто... я была так потрясена, когда узнала, - я положила ему голову на плечо.
– Пап, ты ведь никогда не участвовал в карательных операциях?

– Нет, но однажды прикрывал их отход, когда по следу шли разъяренные степняки, - признался отец.
– Они даже не скрывали, за что их преследуют. Было противно, потом вспомнил, что творят степняки... Я два дня пил, чтобы забыть рассказы карателей. Отвратительно.

– Мое село вырезали в ответ на карательную операцию, - я утерла очередные слезы.
– Тогда пять стойбищ уничтожили вместе с людьми. И сожгли.

– Пять?
– отец глянул на меня.
– Твое селение было пятым. Затем они ушли назад в степь. Не больше, не меньше.

Мы замолчали. Отец поглаживал меня по голове, а я сжимала его свободную руку. Говорить о неприятном больше не хотелось. О приятном пока тоже. Я вздохнула и потерлась щекой о плечо отца.

– Стоять! Капитан Шеллис, не сметь!
– я узнала голос Ника.

– Бесов Крайс!
– воскликнул генерал, вскочив с места, будто подкинутый пружиной.
– Совсем рехнулся?

– Крайс? Что он здесь делает?
– спросила я, чувствуя, как перехватывает дыхание от ощущения беды.
– Таймаз!
– закричала я.

И мы с отцом бросились прочь из шатра.

Палящее солнце заливало степь и маленький отряд, нападающий на двух мужчин. Мой хан, прекрасный, как гордый орел, молниеносно отражал атаки сразу нескольких человек. Рядом с ханом сражался Ник, его высокую фигуру я узнала сразу. Он двигался медленнее и не так грациозно, как Таймаз, но барон явно превосходил нападающих. Ник защищал чужого государя. К сражающимся спешили трое солдат, но в бой не вступали. Они повернули головы в сторону генерала. Я тоже посмотрела на него. Выражение отца было мне не понятно, он будто решался на что-то.

– Папа?
– позвала я его.

Генерал вздрогнул и дал отмашку, солдаты сорвались с места и ворвались в схватку.

– Они убьют его, папа, - простонала я, глядя, как наседает на хана отряд вооруженных людей, которых возглавлял Крайс.

– Стой здесь, дочка, не вмешивайся, - оборвал меня отец.

– Отец!

– Ты без оружия, Ана, а они обозленные.
– ответил отец.
– Тебя затопчут лошадьми и не заметят.

Таймаза теснили, но все же не могли сломить. Звенела сталь, и мне казалось, словно это гром гремит с ясного неба. Страх ледяной рукой сжимал сердце. Не было кадета, исчез в одно мгновение, оставив лишь женщину, переживающую за судьбу своего мужчины. Я не видела никого и ничего, кроме фигуры в светло-сером одеянии, в чьих руках сверкала солнечными бликами сабля. Я слышала крики раненых, но могла лишь облегченно вздыхать, понимая каждый раз, что это не мой хан.