Жарри Альфред
Шрифт:
Лущить башмак не стал он, ибо ребенком был, да и боялся увидеть, что там внутри.
Кость, вне сомнения, Господина Ракира, обглоданная волками, предплюсна хрустящая в древесине звенящей миниатюрного гроба.
— Ля [79] , — говорит камертон.
Нож Госпожи Венель дрожит.
Миндалины.
А вообще-то, он любит миндаль?
— Она любит меня?
— Они только что занимались любовью на кухне… Я — то, что вам угодно.
79
La — нота «ля», но еще и определенный артикль ж.р. — см. глава VII «Эта»…
Обретенная мирра пахнет гарью.
Темно-красный рубин — геральдический змей — растаял на раковине.
Кухарка Мелюзина — полна объедков корзина… Пертинакс тоже повязывает фартук.
Блистательной мощью ножа, наскоро, он разделил ежа аж до сердца, где миндальный источник — чистосердечные сливки.
Мелюзина, сирена с хвостом змеиным, с крыльями жаворонка, как ребенок, что слушает сказки, засыпает под резкие звуки вещи блестящей дрожащей.
XIV
Любовная западня
— Баю-бай, дитя, слушай сказки.
Разве не красавица твоя Шехерезада?
— Я слушаю.
Красота.
Сестра моя, если вы не спите…
— Тебе хорошо?
— Мне хорошо.
Она замерла у стены, склонившись под углом в сорок пять градусов, каталептически.
— Пятое путешествие Синдбада-морехода.
Слушай внимательно и ни о чем не думай.
Жозеба здесь нет.
Жозеб путешествует.
Жозеб — Синдбад.
— Синдбад. Да.
— А ты — Морской Старик [80] .
80
Из цикла сказок «Тысяча и одна ночь» Жарри заимствует трех персонажей: саму сказительницу Шехерезаду, Синдбада-морехода и таинственного Морского Старика. Синдбад нес его на своих плечах, а тот пытался его задушить, сдавливая ногами. Жарри накладывает на этот эпизод христианский образ Святого Кристофа, переносящего Ребенка-Христа через реку.
Твое тело юно, как и мое, но сама ты очень стара.
Я старше тебя всего лишь на семьсот четырнадцать тысяч лет.
Ты высматриваешь путников одиноких на берегу реки.
— Я вижу Синдбада.
Синдбад придет этим вечером.
— Ты понял еще до того, как я изрек свою волю.
Ты знаками просишь его перенести тебя на другой берег реки, чтобы набрать там фруктов.
— О, персики златотелые и виноградные кисти — словно хвост сахарного павлина!
У меня аж слюнки текут.
Позвольте мне вытереть рот.
— Не спеши.
Можно в любое время на фрукты смотреть.
Ты прекрасно знаешь, сколько времени в твоей голове; ты, как и я, также стара, как Хронос [81] .
В одиннадцать вечера тебе уже полагается спать, если ты хочешь дождаться Синдбада.
Ты сожмешь ногами шею его, а кожа твоя (мы не должны забывать, что ты ведь — Морской Старик!) подобна коровьей шкуре.
Покрепче сдави его шею ногами, когда он пойдет через реку.
81
Хронос (др. греч. , от — время) — в древнегреческой мифологии и теокосмогонии божество, персонифицирующее время. Согласно орфической традиции породил Эфир, Хаос и Эреб. По Ферекиду Сирскому, Хронос — одно из трех первоначал, создал из своего семени огонь, воздух и воду. Часто представлялся в виде треглавой змеи (человеческой, львиной и бычьей) со своей женой Ананке (Богиня необходимости и Неизбежности) вокруг мира-яйца. Считается, что они увлекают мир в вечный круговорот. Позднее, по созвучию имен, Хронос отождествлялся с Кроносом (др. — греч. ), младшим сыном Урана (неба) и Геи (земли), который оскопил своего отца серпом из «седого железа». В результате ассоциации и слияния Кроноса с Хроносом уже римский бог Сатурн стал полноправным богом времени и, позаимствовав от своего греческого прототипа серп, безвозвратно отсекал им прошлое. В этом контексте Кронос мыслится как бог судьбы, потому наследник его Сатурн прерывает серпом также и человеческие жизни. В Средние века серп трансформируется в косу и вручается костлявой аллегории Смерти.
Когда Кристоф переносил меня на другой берег вброд — я действительно нес на себе целый мир и поплыть бы не смог, будучи слишком тяжелым, — то опирался на высокое дерево.
Но Кристоф был гигантом, юным крепким гигантом, а Синдбад — старым сплетником седобородым.
Покрепче ногами сдави шею Синдбада, когда он войдет в поток.
Осторожно!
Синдбад прошел через воды реки, но он весь в вине, раздавил виноград в калебасе, розовый сладкий нектар с его седой бороды, что щекотчет…
(Уже не щекочет, перестань же смеяться!)
…запятнал тебя от пояса до колен.
— Мне страшно!
У меня голова кружится!
Держите меня, я сейчас упаду!
— Сейчас пьяный Синдбад с плеч своих тебя снимет, борец не лежит уже на обеих лопатках, и ловкий индикоплевст [82] захочет камнем разбить, как краба, главу Старика Морского!
— Мне страшно!
Мне больно!
— Да будут тиски твоих ног смертельным жгутом [83] для сонной артерии льстеца бородатого.
82
Козьма Индикоплевст (Косма Индикоплов, от. греч. — досл. «Козьма плававший в Индию») — византийский купец, побывавший в Индии, Эфиопии, Иране, Аравии, и закончивший свои дни монахом на Синае, автор популярного на христианском Востоке космографического трактата «Христианская топография» (между 535 и 547 гг.), отвергающую систему Птолемея и отрицающую шарообразность Земли. В «Христианской топографии» структура Земли изображена в виде плоского прямоугольника, в середине которого находится земная твердь, омываемая океаном. Солнце вечером скрывается за конусообразной горой на севере, ночью двигается к востоку, чтобы утром взойти вновь. Вверху над небесной твердью в форме двойной арки расположен Рай, где берут начало все крупнейшие реки. Мир по форме напоминает ларец или сундук.
83
Жгут, используемый при гарроте — казни через удушение.
Воробьев же ты видел в ловушке.
Так склонится Синдбад.
— Господин, да будет воля твоя.
Жозеб и Вария — в постели.
Заря поднимается в светлой склянке (самый бледный свет — в пустом хрустале), нотариус — длинная борода в «мехах похмелья» — от конторы идет, ковыляя, к более темной склянке, своей жене.
Он некрасив на вид, но Вария не видит его.
Она заснула по указанию стенных часов.
Жозеб верит, будто ее глаза сомкнулись, судорожно, от его поцелуев.