– Как ни абсурдна подобная идея на первый взгляд, но нечто может получиться. Последствия могут быть разные, вплоть до самых катастрофических… Ибо, если смотреть правде в глаза и называть вещи своими именами, это никакое не преобразование, а самая настоящая революция. А от неё и до войны всего два шага. Причём войны не просто локальной или гражданской, а вплоть до мировой. Подобное итоговое бедствие надо держать в уме постоянно… И это страшно!

Надолго замолк, словно испугавшись своих слов. Пришлось Леону его поторопить с решением:

– Только не впадай в меланхолию, Джу! Мы и так хорошо знаем, что при слове «война» твоё либидо падает ниже плинтуса. Но не забывай о нашем опыте, наших умениях и желании действовать совместно. И вообще… Давай решай, подписываешься на преобразования или нет?

Китаец смешно скривился, словно он не модельер, а некий клоун, и кивнул. Но не сказал сразу «да», а заявил:

– Помогу я вам при одном обязательном условии! – сделал должную паузу и продолжил: – После того как нечто положительное с идеей «Автосуд» получится в России, вы все дружно приезжаете ко мне и мы творим подобную революцию в Китае. Согласны?

Наставники стали переглядываться со своим подопечным и друг с другом. Условие несложное, как казалось на первый взгляд, можно сказать, чисто символическое. Но Загралов представил такую картинку: он убывает в Китай, за тридевять земель, и соответственно все фантомы – вместе с ним. А кто тогда здесь останется? В «Империи Хоча»? Да без того же Игната Ипатьевича здесь всё за несколько дней развалится и начнёт сбоить!

«Или не развалится? – спрашивал Иван сам себя, начав одновременно совещаться по этой теме с некоторыми фантомами. – Это, конечно, полный абсурд думать о неверном будущем, когда ещё тут, дома, ничего не сделано. Но и обещания раздавать, тем более подобные, надо осторожно. Всё-таки придётся ехать далеко и, скорей всего, не на одну неделю. Получится такое или нет?..»

Естественно, что целитель возражал больше всех:

«Конечно, не получится! Разве что ты с меня ещё одну копию сотворишь!»

Остальные высказывались более оптимистично. Тот же Клещ заявил, что незаменимых людей нет и если спланировать отъезд заранее, лучше всего за месяц, то можно успеть подобрать замещающих, проследить за их первыми самостоятельными шагами, а потом отправляться со спокойной душой.

Примерно в том же плане высказались и учёные, ведьмы и журналисты. После недолгого диспута Хоч выдал:

«Конечно, если готовиться месяц, то можно и подобрать себе замену… Ну и не забывай о своём постоянном росте в плане накопления сил. Ты уже теоретически пятидесятник. Осталось лишь забрасывать фантом на десять тысяч километров. Если с этим справишься, то сможешь меня здешнего, в Москве, поддерживать непосредственно из Пекина».

После чего Иван своё мнение высказал вслух в апартаментах Лучезара Апостола:

– Сложно вырваться… Если отъезд будет назначен за два месяца или как минимум за полтора, чтобы привести все здешние дела в порядок, то я согласен.

На том и порешили, потому что канадский импресарио вообще никуда не спешил, а недавний гуру общества «Блаженное созерцание» тоже спихнул свои утомительные обязанности наставника «созерцателей» на иные плечи. Общая договорённость оказалась достигнута, и четыре союзника приступили к уточнению деталей предстоящей, до сих пор кажущейся утопической революции.

В то же самое время в дачной части Баковки, которая в Одинцове, создавался совершенно иной, противоборствующий, антагонистический союз. Фёдор Гонтарь, измученный правописанием и зубрёжкой инструкции, получил свою награду уже за полночь и, взбодрённый изрядной дозой алкоголя, отправился в одну из выделенных для этого дела спален первого подвального уровня. И теперь, несмотря на толстенные стены и перемычки, крики несчастной девушки доносились даже до верхней, скромно обставленной гостиной, которая занимала треть самой дачи, возвышающейся над поверхностью.

Разобрав очередной, особо звериный вой, Большой Бонза непроизвольно скривился. Потом тяжело вздохнул, помотал головой и вновь уставился на рассматриваемый в руках паспорт. Причём свой паспорт, который он изучал с особой придирчивостью. По нему получалось, что с самого рождения он не кто иной, как Георгий Роберт Этьен, французский подданный, пребывающий в Москве по делам одного среднего кондитерского предприятия из Лиона. Физиономия на паспорте имела некое отдалённое сходство с человеком, которого знала вся Москва и чуть ли не вся Россия, но имелись и явные различия. В том числе и полное отсутствие лысины, прикрытой симпатичной причёской полубокс. Так что спутать нельзя при всём желании. К тому же Бонза и сам на себя уставился для сравнения в висящее на стене зеркало и после минутного разглядывания констатировал с удовлетворением:

– Противная, конечно, рожа… стала, но сходство с фотографией имеется! Самому бы только ещё привыкнуть… да не пугаться по утрам… – привычным жестом погладил пока ещё не изменившуюся лысину на голове и загрустил: – А вот завтрашняя прошивка волос та ещё морока…

Стоящий рядом с ним невзрачный тип угодливо улыбнулся:

– Не извольте беспокоиться, господин… Этьен! – видимо, сам привыкал к новому имени своего патрона. – Специалист самый лучший будет работать. Обещал с заморозкой, совершенно безболезненно!