Образцов изначально было много, а потом ещё и с самого блока стали срезать и откалывать огромные куски янтаря.

Ещё в первые часы стало понятно, что при желании весь найденный монолитный блок можно легко расплавить определёнными излучениями. Для этого в лабораториях имелось всё необходимое. Но вот так попросту разрушать уникальное вещество признавалось делом бессмысленным, если не абсурдным. Решено было спасти по возможности любые кусочки редчайшего боккерита. А уже вынутые из его плена «вкрапления» в виде металлических трубок и человеческих костей очищать аккуратно откалиброванными излучениями. То есть блок стали раскалывать на части ещё до того, как определили его возраст.

А когда поступили первые расчётные данные анализа, лаборатория наполнилась шумом непрекращаемого спора и бурной дискуссии. Ещё бы! Ведь находка оказалась настолько молодой, что превосходила все, даже самые смелые предварительные предположения. Оказалось, что нишу в стене залили древесной смолой, а потом и затвердили её в единое целое всего лишь немногим более чем четыре тысячи лет назад. То есть по древнему славянскому летоисчислению примерно в году три тысячи пятисотом. Следовательно, и сам подземный храм, замок для спасения или некое хранилище были построены в то же самое время.

Но как раз с такими выводами не спешили.

– Янтарь залить на кости и некие трубки могли и позже, – предполагал Михаил Станиславович Романов. – Так что пусть археологи внизу не расслабляются, а продолжают поиск в иных закрытых наглухо помещениях!

При этом он весьма строго и даже несколько осуждающе посматривал на Нефёдову, которая трудилась в поте лица непосредственно в лаборатории. А та на это отвечала весьма дерзко и с вызовом:

– За собой лучше следите, уважаемый дядя Миша! Я свои личные дела попутно с общественными проворачиваю. И они никому не мешают! А вот вы в последнее время вообще по ночам долго «спать» начали!..

Казалось бы, откуда учёный чуть ли не моментально узнал о зародившихся отношениях между дамой-археологом и мужчиной-десантником? А всему виной умения большинства фантомов давно общаться между собой по внутренней связи без помощи и вмешательства обладателя. При тренировках переноса блока натуральные десантники пообщались со своими коллегами, которые внизу оказались в виде фантомов. Разговоры велись постоянно. Кто-то и поделился новостью, что Маяковск умудрился назначить Надежде Николаевне свидание на вечер. Ну а уж в самом коллективе из созданных копий тайн как таковых не существовало. Вот Романов-2 и узнал, что, пока беззубая Нефёдова основным телом помогает здесь, Нефёдова-2 успевает озаботиться изменением своего семейного статуса.

Её ответ химику-микробиологу тоже основывался не на пустом месте. Образовавшаяся семья Романов – Сабурова в ночное время покидала лаборатории и отправлялась в отведённые им апартаменты. И если бы на пару часиков! А то ведь всю последнюю ночь провели у себя безвылазно! Что тоже скрыть от команды не удалось бы при всём желании.

Так что Михаил Станиславович постарался исправиться, продолжив наущения молодой женщины совсем иным тоном:

– Имелось в виду, что не помешало бы выносливых десантников подстегнуть поощрениями к работе. Чем быстрей они что-то отыщут, тем скорей мы окончательно определимся с возрастом храма. Или всё-таки предпочитаете называть его тайной крепостью?

Смена темы разговора была воспринята разозлившейся Нефёдовой правильно. Она и сама быстро успокоилась, продолжая непрекращающийся диспут:

– Наверное, всё-таки лучше окрестить это строение крепостью. Пока… А там дальше будем оценивать по находкам… если они будут…

А находки, пусть пока и не позволяющие определить свой возраст, в самом деле накапливались. Вначале удалось отыскать странные мраморные диски. Причём не в пространствах между стенами, а в специально устроенной выемке, в полу одного из помещений. Можно сказать, что отыскали выемку случайно, просто попытавшись отгрести в сторону скопившуюся за тысячелетия пыль и грязь. Вот выемка и выделилась иным оттенком на основном фоне. Причём углубление идеально круглое, строго по размеру, сделанное наверняка инструментом с режущей алмазной кромкой. Плотно сидящие там блины удалось вытащить с большим трудом, точнее говоря, с повреждением боковых стенок выемки.

Дисков – шесть. Диаметр – двадцать два сантиметра, толщина – пять. Грани по периметру – немного овальные. Материал – белый мрамор, который встречается в некоторых каменоломнях Подмосковья. Ни надписей, ни отметок.

Попробовали просветить рентгеном или сделать спектральный анализ – толку никакого, камень он и есть камень. Что за предмет? Почему в таком виде? Да ещё и в полу припрятан? Есть ли аналоги подобному? И чему служат? Увы, ничего, кроме догадок и предположений. Ну и недолго раздумывающая Нефёдова тут же с курьером отправила один диск своему преподавателю, знаменитому академику, доктору всяких наук и крупному специалисту по древнему зодчеству. Вопрос в пояснительной записке звучал лаконично: «Что это?» Правда, и небольшое пояснение давалось: «Найдено в пещере, возраст – примерно четыре тысячи лет».

– Если нечто подобное в мире существует, – утверждала Надежда Николаевна, – то наш академик обязательно узнает находку, сравнит и даст пространные комментарии.

Место следующей находки было заранее определено обладателем. И тоже не в полости между искусственной стеной и природной, а в толще несущей стены, которая окружала один из наиболее больших внутренних залов. Причём зал весьма интересный по своей архитектуре и находящийся чуть ли не в центре всей крепости. Пять стен, если глянуть на них сверху, напоминали схематичный домик, с двускатной крышей. Основание домика – двадцать метров, а боковые стены со скатами крыш – по пятнадцать метров. Центральный, самый широкий вход в залу – посреди основания. Ещё два входа-выхода – по центру боковых стен. А вот одно маленькое, узкое отверстие, в которое взрослый человек мог протиснуться, только согнувшись, – как раз в навершии двух остальных стен, которые как бы служили крышей символического вида-рисунка сверху. Практически прямо напротив центрального входа.