— Спасибо тебе, что выслушал мою болтовню. Особенно за виски. А то мне было так скверно, что я чуть не сдох, прямо здесь, на пляже, а ты мне, честно говоря, нравишься, внушаешь доверие.

Чак в который раз пожал плечами.

— Слушай, если тебе понадобится катер, ты можешь прийти сюда, на причал, спросить Боба. Меня здесь все знают, каждая собака. И я дам тебе катер, и ты сможешь покататься по океану. Можешь прихватить девчонку. Ведь я понимаю, ты еще достаточно молод, у тебя все впереди и тебе хочется погулять.

— Нет, погулять мне как-то не хочется, — возразил ему Чак.

— Ну, не хочется, так не хочется, приходи один, я дам тебе катер.

Мужчины пожали друг другу руки. И хромой, стуча по доскам настила каблуками, направился к покачивающемуся на воде катеру.

Какое-то время Чак смотрел вслед этому несчастному мужчине, которого так наказала жена. Потом неспешно развернулся, подобрал пустую бутылку с мокрого песка и неторопливо двинулся к отелю.

Он тихо вошел в большую стеклянную дверь, кивнул портье.

— Сэр, вас искал ваш друг.

— А где он сейчас?

— По-моему, в баре.

— Ну ладно, если я ему еще понадоблюсь, он меня обязательно найдет.

Чак поднялся в номер, разделся, лег, натянул до подбородка простыню и закрыл глаза. Уснул он мгновенно.

В номер ввалился Билли.

— Чак, дружище, я тебя ищу уже целых два часа, — закричал с порога Билли, — пойдем, пойдем со мной. Там эта Луиза такие штучки выделывает, просто обхохочешься. Пойдем скорее.

Чак сел на кровать свесив ноги, и сонным, но злым голосом пробормотал:

— Билли, как ты мне надоел, я только уснул.

Билли даже вздрогнул, настолько серьезным голосом говорил Чак.

— Давай-ка прими душ и ложись в постель, потому что завтра у нас с тобой будет тяжелый день.

— Тяжелый день! А когда у нас с тобой, Чак, бывают легкие дни? От одного сегодняшнего дня у меня мурашки бегут по коже. Я шесть раз выстрелил. Шесть раз! — Билли принялся загибать пальцы. — О, одной руки не хватает, шесть раз. Я три раза целил в голову и три раза в сердце, и ни одна пуля, Чак, ни одна пуля не вылетела из ствола этого чертового револьвера.

Билли чуть не рыдал.

— Успокойся, Билли, и ложись спать.

— Чак, ты видел меня когда-нибудь пьяным, скажи?

— Нет, Билли, никогда не видел.

— Ты, может быть, думаешь, что я испугался?

— Нет, Билли, я так не думаю.

— Чак, Билли ничего не боится. И Билли стреляет без промаха. Я не мог промахнуться, я никогда не промахивался… Но этот чертов револьвер! — Билли нервно вышагивал по комнате, потом вдруг подошел к Чаку, обнял его за плечи, — Чак, прости меня. Все будет хорошо.

— Ладно, Билли. Завтра утром мы обо всем поговорим. А сейчас у меня страшно болит голова и я хочу спать.

— Голова болит? Выпей виски, и голова перестанет болеть.

— Нет, это мне не поможет.

— Ну, как хочешь, я спущусь на минутку вниз, дам крошкам отбой, а то они ждут нас.

Билли выскочил за дверь, и Чак услышал его торопливые неровные шаги.

Стефани Харпер, лежа в кровати, читала журнал. Джон Кински сидел в кресле, прикрыв глаза.

— Джон, почему ты не ложишься?

— Не хочется.

— Джон, я что-то не так сделала?

— Нет, Стефани, все нормально, просто мне как-то не работается.

— Наверное, это я тебе мешаю и ты жалеешь о том, что женился на мне?

— Нет, Стефани, я не жалею.

— Послушай, Джон, мы странно себя ведем. Мы почти ничего не знаем друг о друге. Наши отношения держатся на чем-то очень странном, — Стефани отложила журнал и посмотрела на мужа.

Джон не открывал глаз. Стефани показалось — он прислушивается к самому себе.

— Послушай, Джон, с тобой все в порядке? — вдруг спросила Стефани, уловив своим женским чутьем что-то настороженное в состоянии мужа.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сама не знаю. Но мне кажется, ты становишься каким-то замкнутым и напряженным. Ты все время о чем-то думаешь.

— А разве этого нельзя делать?

— Нет, Джон, это можно и нужно. Но я тоже хотела бы знать, о чем ты думаешь.

— Стефани, это совсем неинтересно.

— Почему? Почему ты думаешь, что мне не интересна твоя внутренняя жизнь? Может, я смогла бы тебе чем-то однажды помочь?