— Да. Остров называется Орфей. И я поехала туда. Когда он меня увидел, то испугался.

— Кто он?

— Доктор. Его звали Ден Маршалл.

— Ден Маршалл? Так ведь это… ведь это твой последний муж.

— Да, это был он, Джон. Ден просто гениальный хирург. Я провела у него в клинике несколько месяцев. Он делал мне одну за другой пластические операции. Что-то сшивал, что-то менял и наконец сделал то, что ты сейчас видишь. Представь себе, когда с меня сняли повязки и я глянула в зеркало, то испугалась, потому что из-за стекла на меня смотрела совсем другая женщина. Совсем другая… Молодая, намного моложе и совсем иная. Конечно, я скоро привыкла к лицу этой женщины, вернее, я привыкла к своему новому лицу. Ден как мог ухаживал за мной. Он тоже желал, чтобы я вернулась к жизни. Но самое главное, он ни разу не спросил, как звучит мое настоящее имя. Вернее, он спрашивал, но я не отвечала, а Ден не настаивал на правдивом ответе. Мы тогда по-настоящему с ним сблизились. Но поверь, Джон, тогда у нас еще ничего не было, ничего. Мы просто были друзьями, а если хочешь, мы оставались врачом и пациентом. Там, на острове, все относились ко мне чудесно: все желали моего скорейшего выздоровления, все хотели видеть меня смеющейся и счастливой. Но представь, Джон, я тогда не могла смеяться. На душе у меня было безумно плохо, я окончательно поняла, что потеряла все: потеряла мужа, семью, состояние, компанию. У меня не было ничего.

— Стефани, и ты смогла все это вернуть?

— Да, Джон, я все смогла вернуть. Представь себе, сколько мне пришлось положить на это сил и нервов? После таких признаний, честно говоря, мне не хочется рассказывать дальше. Зато теперь ты знаешь, что со мной произошло.

— Стефани! Стефани! Ты просто гениальная женщина! Ты просто чудо!

Джон обнял жену за шею, медленно приблизил к себе и крепко поцеловал в губы, плотно сдвинутые, они покорно разжались.

— Стефани, а что у тебя было потом с Деном?

— Потом? Он еще несколько раз помог, когда мне было очень тяжело. Он вдохнул в меня жизнь, уверенность в своих, силах и мы поженились. Он по-настоящему любил меня и любит. Да и я, если быть абсолютно искренней и откровенной, тоже любила его. Но потом… Джон, мне не хочется об этом вспоминать. Ведь не очень удобно лежать в постели с мужем и рассказывать о другом мужчине.

— Да, это не очень хорошо, — сказал Джон, задумчиво глядя в потолок. — Стефани, мне почему-то от твоего рассказа захотелось закурить или выпить.

— Не надо, Джон, не расстраивайся, ведь теперь все уже кончилось, все прошло, теперь мы счастливы, мы вместе. И я не хочу вспоминать о своей компании, хотя и не представляю себе жизни без работы.

— Знаю, Стефани. Знаю то, что работа для тебя — это все.

— Нет, не все, Джон, есть еще ты, есть наши чувства, есть наша близость. Я сама не верила, что вот так у нас с тобой может сложиться, что так сильно полюблю тебя. Я не верила, думала, моя жизнь пройдет без любви, будет только работа. Джон, мне кажется, только сейчас я по-настоящему поняла, что такое мужчина и что такое любовь. Я очень долго, бесконечно долго тебя ждала! Я чувствовала, ты придешь и мне будет несказанно хорошо. Джон, мне ни с кем, поверь, ни с кем и никогда не было так хорошо, как с тобой! Ни с кем!

— Стефани, успокойся, я тебе верю, — сказал Джон, видя, как слеза катится по щеке жены, — я тебе верю, думаю, у нас с тобой будет все хорошо.

— Ты хочешь этого, Джон?

— Конечно, Стефани.

— И я хочу верить в то, что у нас с тобой все будет хорошо, что завтра взойдет солнце, будет утро, мы куда-то пойдем, будем пить, есть, смотреть на океан, на синее небо, на солнце, на облака. Ты будешь обнимать меня и целовать, а я буду целовать тебя, я буду принадлежать тебе. Мы останемся вдвоем, и никто нам не сможет помешать любить друг друга. Никто, Джон.

— Да, Стефани, думаю, никто нам не сможет помешать любить друг друга, разве только…

— Что, Джон?

— Разве только мы сами.

— Джон, я буду послушной девочкой, поверь. Я буду очень послушной.

— Стефани, я тебе верю, и я тоже постараюсь быть послушным.

— Джон, если хочешь — работай. Это мне совсем не мешает, даже нравится, когда ты работаешь. Жаль, что я не могу работать здесь.

— Зачем, Стефани? Отдохни хоть ты немного. Зачем тебе работать еще и здесь? Наслаждайся океаном, воздухом, солнцем. Тебе не надо работать, тебе стоит отдохнуть, прийти в себя, забыться.

— Да, Джон, я хочу о многом забыть. Я бы многое хотела вычеркнуть из своей памяти, но это так тяжело… Я иногда просыпаюсь ночью и плачу. Смотрю на луну и мне хочется выть.

— Да, Стефани, такое бывает и со мной.

— А утром, как ни странно, все проходит, все становится на свои места, появляется работа, какие-то обязанности и я начинаю их выполнять. Потом втягиваюсь и забываю обо всем плохом, обо всем, что не давало мне спать, что мучило. Правда, потом оно вновь накатывает, как волна, и вновь накрывает меня, а я пытаюсь выбраться и стать обеими ногами на твердую землю. Джон, мы наконец станем с тобой на твердую землю?

— Мы будем стоять твердо-твердо и никто и ничто не сможет нас разъединить, ты в это веришь, Стефани?

— Конечно.

Несколько минут мужчина и женщина молчали.

— Джон, а что ты хотел мне рассказать? Мне кажется, ты собирался чем-то поделиться со мной. Расскажи.

— Нет, Стефани, не сейчас, как-нибудь в другой раз. Сейчас я слишком захвачен твоей историей, она меня просто потрясла.

— Джон, успокойся, не переживай, ведь это все уже в прошлом — и страшная река, и боль, которая пронизывала все мое существо, пронизывала каждую мою клеточку, каждый нерв. Это все в прошлом. Сейчас мне хорошо и спокойно. А знаешь, почему я так люблю слушать, как дождь стучит по жестяной крыше?