— Ну, спасибо вамъ.

— Потчивалъ-ли васъ когда-нибудь такъ Леонтій столькими припасами! похвастался Глбъ Кириловичъ.

— Да вдь не въ припасахъ дло, со вздохомъ отвчала Дунька. — А только объ Леонть вы теперь ужъ и не упоминайте. Что мн Леонтій! Я и думать-то о немъ не хочу.

— Наплевали? И не будете съ нимъ якшаться? радостно проговорилъ Глбъ Кириловичъ. — Ахъ, Дунечка, Дунечка, какъ я вамъ благодаренъ! Поврьте, что онъ одного вашего пальца не стоитъ. Ну-съ, будьте хозяйкой; вотъ ножикъ, ржьте хлбъ и разныя разности, угощайте меня!

— Вы меня угощайте, потому это ваше добро, жеманно сказала Дунька.

— Что мое, Дунечка, то и ваше. Попросите вы меня послднюю жилетку снять, я и то вамъ ее отдамъ. Все отдамъ. Себя даже отдамъ, ежели только буду вамъ непротивенъ. Полюбите меня, Дунечка, и я въ кабалу къ вамъ пойду.

Глбъ Кириловичъ говорилъ восторженно. Дунька сидла потупившись.

— Да я и такъ васъ люблю. Что-жъ, вы человкъ хорошій, а только будьте повеселе и ужъ не очень надо мной командуйте, тихо произнесла она. — Вы вотъ все хотите мн хвостъ пришпилить, вы ревнивый человкъ, а я этого терпть не могу.

— Я вовсе не хочу вамъ хвостъ пришпилить, Дунечка, а просто хочу васъ отъ гулящей компаніи отстранить, чтобъ на настоящую точку поставить, какъ двушк быть слдуетъ. Ну, былъ грхъ, погуляли, а ужъ теперь бросьте.

— Ахъ, Боже мой! Да не могу-же я совсмъ все бросить. Вдь это будетъ скучно.

— Танцы танцовать и псни пть съ заводскими можете сколько угодно.

— А трактиръ? Ну, что такое въ трактиръ ходить? Вдь тутъ ничего такого…

— Ахъ, Дунечка, Дунечка!.. Да зачмъ вамъ трактиръ?

— Весело тамъ. Тамъ Мухоморъ такъ забавно пьянаго нмца представляетъ.

— Да вдь живши при матери въ деревн вы не ходили въ трактиръ.

— То при матери, то въ деревн, а здсь заводъ. Ужъ въ заводскую жизнь пошла, такъ чего тутъ! Да въ той деревн, гд мать въ работницахъ живетъ, и нтъ трактира.

— Дунечка! Умоляю васъ, сократите себя и держитесь въ акурат! Вдь я вамъ хочу предложить свадьбу сыграть со мной, ежели я вамъ непротивенъ.

Дунька вспыхнула.

— Вы повнчаться со мной хотите? спросила она.

— Да, какъ подобаетъ по закону; вотъ изъ-за чего я и хлопочу насчетъ вашей скромности. А то пріятно мн будетъ, ежели весь заводъ станетъ говорить: «невста обжигалы, а сама съ посторонними парнями въ трактир гуляетъ». Каково это моему сердцу-то! Вдь это больно, больно мн будетъ слышать.

Обжигало ударилъ себя въ грудь.

— Послушайте… Не нойте вы такъ… Право, я не могу этого слышать, остановила его Дунька. — Ежели вы такъ будете ныть, то я затоскую и ужъ тогда какой-же мн интересъ васъ любить.

— Я буду веселый, самый веселый… спохватился Глбъ Кириловичъ, перемнивъ тонъ. — Куплю книжку веселыхъ стиховъ и буду вамъ стихи и псни читать; куплю органчикъ маленькій и буду музыку вамъ взамсто гармоніи играть. На гармоніи я не умю, такъ будетъ органчикъ. Я видалъ такой. Вотъ въ Петербургъ подемъ, портретъ съ васъ сниму, въ Зоологическій садъ васъ свожу и всякія представленія покажу, — согласитесь только за меня замужъ пойти, Дунечка.

— Что-же, я пойду, я согласна, выговорила наконецъ Дунька посл нкотораго молчанія.

— Дунечка! Голубушка! Ангелъ мой! воскликнулъ Глбъ Кириловичъ и обнялъ Дуньку, покрывая лицо ея и шею поцлуями.

Она не вырывалась отъ него и тихо шептала:

— Только ужъ вы пожалйте меня, не тсните меня.

— Я тснить?.. Боже милостивый! Васъ тснить значитъ мн себя тснить.

— Да я не про то, не про то. Не будьте строги, не командуйте, не отнимайте моей воли.

— Все вамъ будетъ предоставлено, что для семейственной женщины подобаетъ. Дуть на васъ буду… Безъ варенья или безъ леденцовъ въ праздничный день за чай садиться не будете, говорилъ Глбъ Кириловичъ, помолчалъ и тихо прибавилъ: Дунечка, у меня прикоплено сто рублей денегъ и вотъ эти деньги пойдутъ вамъ на приданое. Въ воскресенье подемъ въ городъ и разныя, разныя закупки для васъ сдлаемъ.

— Спасибо вамъ, пробормотала Дунька, обняла Глба Кириловича и поцловала.

Глбъ Кириловичъ былъ на верху блаженства.

— Дуня моя! Дунечка… Ангелъ Божій… Красавица писаная… Кралечка!.. шептали его губы.

Обжигало Глбъ Кириловичъ и Дунька ли, пили и благодушествовали, сидя въ ольховой заросли. Вокругъ нихъ было тихо, только съ завода доносились отдаленные звуки псни и нытье гармоніи. Небо было ясно. Сквозь ольховую листву свтило солнце, порхали маленькія птички, перелетая съ втки на втку, въ трав трещали кузнечики. Глбъ Кириловичъ сидлъ и предавался мечтамъ о будущемъ семейномъ счастьи съ Дунькой.